Леонид Алексеевич Замятин - Блондинка 23-х лет…

походит на закономерность.

— Ты хочешь сказать: преступник имеет какую-то определенную цель, достигнув которой, разом прекратит злодеяния?

— Предполагаю. Убийца не берет дорогих вещей, которые мог бы беспрепятственно унести, кроме золота, но это либо инсценировка ограбления, чтобы скрыть истинную цель, либо компенсация за риск. Зато он все переворачивает в квартире, что-то выискивая. И это «что-то» должно находиться у блондинки 23-х лет.

— Которая, ко всему, должна подать в газету объявление с предложением знакомства, — с иронией добавил полковник. — А в результате мы можем попасть в непроходимые дебри, в коих и заблудимся. Если ему позарез нужно что-то найти, так зачем из-за этого «чего-то» лишать жизни молодых девушек, когда это «что-то» можно взять с помощью шантажа или угроз, выкрасть в отсутствие хозяйки, в конце концов, полюбовно договориться.

— Ответ один: у преступника своя шкала ценностей, где человеческая жизнь занимает одно из последних мест.

— Хорошо. А если это «что-то» — крупная сумма денег?

— Едва ли. Откуда им взяться у девушек, чье благосостояние еще целиком зависит от родительского кошелька?

— А если преступник работал по наводке и уже нашел это «что-то», неизвестное нам?

— Наводка исключается. Наводка — это почти стопроцентная гарантия успеха. А тут, можно сказать, у него уже два прокола. Нет, маяком служит объявление в газете.

— В таком случае, Сережа, разреши еще одну задачку. Каким образом преступник проникал в квартиры, если на железных дверях надежные запоры?

Когда полковник начинал величать меня ласковым или уменьшительным именем, то это верный признак того, что версия его заинтриговала, и он даст добро на ее проработку.

— Двери можно открывать не только отмычками или «фомкой», но и личным обаянием. Приходил, звонил, представлялся, судя по всему, сразу обвораживал не познавших обмана и коварства девиц.

— Значит, в поиске следует ориентироваться на молодого, красивого, стройного мужчину.

— Не исключаю. Но суть не в том, чем пленял он сердца блондинок, суть в другом: как он узнавал адреса будущих жертв, если в объявлениях лишь номера и серии паспортов?

— Считаешь, что имел знакомых в паспортных столах города?

— На счет знакомых не берусь судить, но услуги за энную сумму ему могли оказать.

— А не проще ли в домоуправлении узнать адресочек, — подсказал полковник. — В объявлениях указаны номера почтовых отделений, обслуживающих определенный район города, этот же район обслуживает и какое-то домоуправление. Дальше — дело техники. Завязываешь знакомство с каким-нибудь слесарем из этого управления, давишь с ним поллитровку, рассказываешь душещипательную историю о безответной или потерянной любви, от которой остался лишь возраст — 23 года и номер паспорта. Просишь отыскать свою любовь по книгам прописки, конечно, за солидное вознаграждение. Ну, как вариантик?

— Подходящий, — не нашел я возражений. В нужный момент полковник отыскивал более простой и более надежный ход.

— Ну, если подходящий, то тогда давай найдем ответ еще на один вопрос: почему не удивлялись и не настораживались девушки при появлении молодого человека, не присылавшего им писем по поводу знакомства, но откуда-то узнавшего их адрес?

— Скорее всего, удивлялись и настораживались, но его убедительная и красивая ложь гасила все сомнения. Ко всему, не последнюю роль тут сыграла боязнь потерять видного кавалера.

Итак полковник благословил меня на свободный поиск убийцы, освобождая от выполнения нудных и подчас бесполезных пунктов оперативно-розыскных мероприятий, которые совсем недавно были составлены в этом кабинете, от ежедневных докладов о проделанной работе. От меня требовался только результат, отрицательный или положительный, но результат.

«Пока займусь домоуправлениями и паспортными столами, и буду ждать очередного объявления от блондинки 23-х лет, если таковое появится в газете…»

Шанс выйти на преступника через кого-то из сотрудников паспортных столов или домоуправлений был мизерным. Если убийца вел какую-то крупную игру, то он явно не скупился на деньги ради достижения цели. Так что я особенно не обольщал себя надеждой. Обыкновенную проверку, результат которой практически предопределен — вот что я проводил, с тем, чтобы потом не думалось об одном упущенном шансе из тысячи. Как я и предчувствовал, этот шанс не отыскался --">