Евгений Петрович Кузнецов - Позорная грамота

сравнивайте с живым прототипом в кресле, трепещите и завидуйте.

Я еще раз беглым взглядом окинул все фотографии, пестрым ковром скрывающие стену, и убедился: на каждой из них без исключения, будто жирным пятном, проступало круглое, масленое лицо Александры Александровны, лучащееся безграничным счастьем. От ее самодовольства у меня закружилась голова, но смотреть в этой камере обскура было больше некуда: либо на живой оригинал в кресле, либо на множество его фотокопий на стене. Последних с меня было достаточно, и я огляделся вокруг себя.

Хозяйка кабинета была полностью поглощена работой. Она что-то писала, старательно, как школьница, выводя каждую букву. Сидела она в громоздком кресле на колесиках, обтянутом настоящим черным кожзаменителем. Посетителю же предлагалось балансировать на лоснящемся офисном стуле с тоненькими, погнутыми ножками, вдобавок, по-моему, подпиленными. Однако в самом углу, прямо под окном-форточкой, стояло вполне удобное с виду кресло. Я вальяжно устроился в нем, закинув ногу на ногу и подперев подбородок ладонью. Липа не возражала, поскольку никак на это не отреагировала.

Из раскрытого прямоугольного окошка у меня над головой, откуда-то со стороны гаражей, как звон китайского колокольчика на ветру, доносились еле слышные женские визгливые выкрики:

– …ах ты, пьянь… С утра уже нажрался… Днями пропадает в гараже… Машина, видите ли, у него сломалась… Год уже ремонтирует, а дома кран починить не может… А ну, марш домой…

Я перестал прислушиваться к семейной мелодраме и воззрился на своего нового клиента. Первое впечатление о человеке обычно самое точное. Редко когда оно оказывается ошибочным. При визуальном контакте в голове включаются все эти непостижимые зеркальные нейроны, а их обмануть практически невозможно. По пластике, манерам, ужимкам, мимике и физиогномическим особенностям в сознании складывается объемный образ собеседника, получается как бы его модель. По мере изучения этот образ дополняется характерными деталями до полноты, вызывая либо чувство симпатии, либо – неприязни… вот как у меня сейчас.

Александра Александровна Липа – председатель общественного центра заслуженных работников «Курортздравсервиса» – была располневшей женщиной лет семидесяти. У нее было круглое, одутловатое лицо с обрюзгшими щеками. Висячий зоб полностью скрывал короткую шею, и на нем кустиком вились длинные волоски. Вдобавок над верхней губой пробивались усы, с которыми она безуспешно боролась с помощью перекиси водорода и бритвы. Но, похоже, их обладательница была крайне ленивой особой, и щетина предательски торчала белой щеточкой. Вообще, растительность была ей свойственна: коротко стриженные седые волосы плотно покрывали всю голову, как мотоциклетная каска с небольшим козырьком-начесом надо лбом. А оголенные руки были сплошь покрыты рыжей каракулевой опушкой.

Неожиданно с лицом Липы что-то произошло: глаза сощурились, щеки растянулись, и щеточка усов приняла форму дуги. Не сразу, но я догадался: это она улыбалась. Липа перечитывала свое сочинение и конвульсивно подрагивала от переполнявшего ее чувства ликования. То ли от переизбытка эмоций, то ли из-за тремора, но лист выпал из ее трясущейся руки и осенним листком спикировал прямо к моим ногам.

Я поднял его с пола и чисто машинально пробежался глазами по тексту. Шапка с гербом: двуглавый орел, щит и меч – похоже на бланк прокуратуры. Почерк и правда смахивал на детский, но только как у ребенка-двоечника: несуразно крупные, корявые буквы плясали относительно одна другой, как будто пятиклассница написала любовную записку соседу по парте, а не председатель организации – официальный документ. Содержимое тоже вызывало недоумение: «Приказываю провести надлежащую проверку проводимого мероприятия по вручению почетных наград…» – и дальше шла полная ахинея в том же духе, будто Липа возомнила себя прокурором.

Я отложил лист на подлокотник и поднял глаза. Скривив и выпятив нижнюю губу, Липа смотрела на меня с нескрываемым недовольством – это и понятно, ведь я стал свидетелем ее маленького конфуза. Ее водянистые глаза, выглядывающие из-под нависающих век, бесцеремонно шарили по мне вдоль и поперек. Ни косметики, ни украшений эта женщина не использовала, чтобы хоть как-то приукрасить свою, прямо скажем, отталкивающую внешность.

Молча, она взяла чистый лист и снова принялась что-то записывать, беззвучно шевеля --">