Надежда Николаевна Мамаева - Курортный обман. Рай и гад

выдохнул.

Конечно, лучше было еще раз попытаться переубедить Андриса, чтобы тот не занимался его проблемой лично, а подыскал кого толкового из своих. Все же первый отпуск за три года, и опять работа… Но, с другой стороны Владимир, как делец, радовался: если за дело взялся сам Тратас, то можно считать, что проблема решена. Андрис – бывший сапер, шкурой чуявший угрозу, а ныне руководитель отдела безопасности солидного банка – перелопатит все черноморское побережье, а того говнюка, что решился шантажировать самого Гросмана, найдет.

– Чего? – Андрис со смешком повторил за другом вопрос. – Она захотела, чтобы я на ней женился. Ну, да это ерунда, многие девушки хотят подобного. Но я ненавижу, когда на меня начинают давить и угрожать. Мужчина сам должен принимать решения и сам же за них отвечать.

– Узнаю старого друга, – протянул Владимир. – Но знаешь, сдается мне, что если бы твоя Люся-Люсинда была «той самой», у тебя и мысли бы не возникло дать ей уйти. Ты бы закинул ее на плечо и потащил в ЗАГС. Даже если бы при этом она лягалась, молотила тебя по спине и вопила, чтобы ее отпустили.

Андрис фыркнул.

– Да уж, не ожидал от тебя такого… Вот так в тридцать лет и узнаешь о себе от друга много нового.

– А чего не ожидал – то? – плюхнулся в кресло Гросман и потянулся к бутылке с коньяком, чтобы разлить его по бокалам. – Просто я тебя, Тратас, знаю как облупленного. Это внешне ты невозмутимый сноб. А внутри у тебя сидит дикий первобытный собственник, который просто не позволил бы женщине, которую считает своей, быть с другим. Схватил бы ее и утащил в свою пещеру. В свою загородною двухэтажную пещеру, или в квартиру в центре, или что там у тебя еще есть…

– Хорошо – хорошо. Я тебя понял, – Андрис потянулся за коньяком.

Раздался звон бокалов, поздоровавшихся своими пузатыми боками. Благородный коньяк всплеснулся, ударившись о тонкие прозрачные стенки.

Глава 1

– Ты мне больше не дочь! – истеричный крик, казалось, ввинчивался в уши, проникал под кожу, разносился по венам вместе со жгучей обидой.

Моя мать никогда не отличалась кротким нравом. Скорее даже наоборот: учитель до мозга костей, для которого главнейшая цель – воспитать, заставить запомнить. И эту свою привычку она не оставляла на работе. Увы, и дома каждый день я чувствовала контроль.

«Ты должна», «так нельзя», «не позорь меня» – подобные слова преследовали постоянно, звучали в ушах набатом. Любой проступок, оплошность заканчивались порицанием и часовой отповедью. Нет, руки на меня мать никогда не поднимала, считая сие непедагогичным. Но иногда мне казалось, что ее слова больнее любых оплеух.

Самое печальное было то, что все это Айза Каримовна, она же моя мать, делала с благой целью – воспитать из меня «хорошего человека». Она и отца пробовала «воспитать». Только тот, увы, оказался двоечником в дисциплинах, которые должны изучить люди, чтобы стать «хорошими». Он сбежал от нас, когда мне было семь. Оставил мне на прощание свою необычную музыкальную фамилию, старую черно-белую фотографию из ЗАГСА, где они с мамой еще молодые и почти счастливые, и горечь вкуса лжи. В свои семь я узнала, каково это, когда предают.

Отец ушел за новой, счастливой жизнью к той, которая не пыталась его «воспитывать» и кроить под себя, а принимала таким, какой он есть.

Я осталась с мамой, которая удвоила усилия по моей муштре. Как итог – я в свои семнадцать лет круглая отличница, серая, невзрачная, с очками на носу и косой до середины спины. Зато мама мной гордилась: как же, в школе, где она работает, я единственная золотая медалистка в выпуске этого года.

Мать рассчитывала, что я пойду по ее стопам. Даже не сомневалась, что и аттестат, и результаты экзаменов понесу в педагогический. Продолжу славную династию учителей. И вот сейчас, узнав, что я уезжаю поступать в другой город, она в сердцах высказывала все, что думает о такой неблагодарной дочери, не стесняясь в выражениях:

– Я ночей не спала, все для тебя… Да у меня из-за тебя ничего не было. Ничего. Ни личной жизни, ни счастья. Ты – неблагодарная тварь. Выродок своего отца!

– Моего отца ты выбирала сама. Никто замуж не гнал, – наверное, в первый раз я говорила с ней так. Жестко, на равных. Ставя перед фактом.

Мой выбор. Моя жизнь. И я чувствовала, что если сейчас не уйду, не сбегу, как в свое время отец, то и дальше буду только существовать, воплощая ее амбиции. Это она, не я, мечтала о золотой медали, о всех тех победах на --">