Макс Акиньшин - Тридцать восемь сантиметров

капитан, – Лорен дурачилась.

– Дерьмо! – обиженно парировал хозяин и, показав монументальную спину, ушел на кухню.

– Надо что-то менять, – она улыбалась одними губами, глаза оставались серьезными.

– Мне пора.

– Удачи, – новая сигарета с раздражающим кислым ментоловым дымом. – Забежишь ко мне перед номером?

– Сегодня нет, Лорен. У мистера Долсона гениальная идея, – все идеи бравого хозяина были гениальны, тем более, что он подслушивал под дверью кухни. Я отпросился к двум часам, за что должен был работать зазывалой вечером. Хозяин считал, что не у каждого английского джентльмена был свой собственный и самое главное настоящий русский. И использовал это обстоятельство полностью.

Шапка ушанка и шинель меня мало смущали. Но вот сэндвич с аккуратной надписью на каждой стороне: «Мистер Путин любит наше пиво», приводил в смятение. Все свои блестящие идеи, капитан Долсон черпал из книги М.Пайтона «Как повысить продажи и заработать на этом» «Четыреста восемьдесят три магических способа», случайно найденной в корзине у касс, где все было по пять пенсов.

Русская пятница, значилась в ней под номером сорок три и была одним из самых магических способов отпугнуть наших пятифунтовых неудачников. Предыдущие сорок два фестиваля отличались лишь тем, что для их проведения не закупалась контрабандная польская водка.

– До завтра, Макс.

– До завтра, Лорен, – я шел к колледжу мимо дворцов похожих на бордели, мимо борделей похожих на дворцы. Мимо мамаш с чадами, гонявшими голубей. Шел и думал о том гениальном методе под номером сорок три, обещавшим мистеру Долсону блестящее будущее. Было ясно, что все эти четыреста восемьдесят три магических способа позволили заработать только одному человеку, самому М. Пайтону. И это было понятно всем, кроме самого Майкла Долсона. Еще я думал о тесте, если я его провалю, то мои планы на будущее становились совсем неопределенными.

Кот на раскалённой крыше

– Десять минут до сдачи работ!

Грант. Четырехзначная недостижимая цифра. Строчки расплывались перед глазами.

Поставьте данные глаголы в сабджанктив мууд. Три прочерка, две колонки.

Надо что-то менять, Лорен. Профессор Стирлинг рыхлый и толстый постукивал указкой по столу. Выразительные как грязные лужи глаза оглядывали зал, в котором кроме меня корпело еще человек десять. Стирлинг мне не нравился.

– Одна минута!

Одна минута после почти трех часов. Одна единственная после ста восьмидесяти. Десять тысяч восемьсот ударов секундной стрелки. Четыреста восемьдесят четвертая магическая технология. В половине шага от безоблачного счастья, на которое молились все, кто имел лишь пару-тройку фотографий, вместо целого мира.

Я получил шесть баллов с четвертью. На целую четверть балла больше, чем планировал. И не получил гранта. По решению совета, а в святом Антонии существовал совет, разбиравший прошения, грант уплыл к какому-то индусу. Тоже написавшему IELTS на шесть с четвертью.

Стипендия в размере восьмиста фунтов в месяц плюс кампус. Небольшая комнатка на двоих. Видимо в качестве извинений за те двести лет, в ходе которых предки членов совета по грантам угнетали предков этого счастливчика. Иногда быть унижаемым и несчастным очень выгодно. Платить за обучение мне было нечем.

Так же нечем, как и мистеру Долсону, гора счетов которого с каждым днем становилась все больше, а русская пятница обернулась жестким похмельем.

На третий день мы сидели в полпервого ночи в пустом зале закрытого паба, и допивали польскую водку. Она все никак не заканчивалась, хотя Халед раз за разом нырял в картонные ящики. Эти три дня запоя были нашим лекарством от тоски.

– Он мне знаете что сказал, мистер Долсон? – в который раз, я пересказывал разговор, состоявшийся с профессором Стирлингом. Разговор, из которого я вынес ту мысль, что мой собеседник был никем иным как напыщенной сволочью.

– Не знаю, но думаю какое-нибудь дерьмо, Макс, – ответил бравый капитан, – эти высоколобые, все как один педерасты, поверь мне. Они корчат из себя умников только потому, что настоящему человеку трудно понять ту блевотину, которую они несут. Они мнят себя душой нации, оплотом высокой культуры и выдают вчерашнюю протухшую жвачку как откровение. Говорят тебе о пятне на рубашке и о том, что тот язык, на котором ты говоришь, мерзок, а сами чистят дымоходы друг-другу. Вроде твоих соседей по дому. Тото, --">