Нина Стожкова - Танец на раскаленных углях

с ней бокалом вина и даже чмокнула ее в щеку.

— Ну, старушка, за тебя! — сказал Тони. Он крякнул и, отхлебнув виски, от души запил его пивом. Пожалуй, этот «парень» еще бы и фору дал покойному Лининому папочке по части выпивки.

— Слушай, а почему бы тебе не наколоть татушку на память о Болгарии? — вдруг ни с того, ни с сего объявил этот жизнелюб, сделав глубокий выдох. — Неплохой подарочек себе ко дню рождения, а?

— Татушку?! — ужаснулась Лина. — В моем-то возрасте! Представляю, вот приду я к врачу, допустим, с радикулитом, а пониже спины у меня — бабочка или розочка. Вот стыдоба-то! Смеяться надо мной всей клиникой будут. Или, к примеру, вдруг внезапно помру, как когда-то мой отец от сердечного приступа, прямо на улице — а за мной «труповозка» приедет. Уж тогда-то все стопудово обхохочутся, глазея на мои татуировки…

— Да, ерунда это, — махнул рукой Тони. — Тебе-то уже будет на них наплевать. К тому же, когда еще это случится… Зато вот у меня — все наглядно. Смотри, — он повернулся к Лине левым плечом. — Эти иероглифы — про нас с Анн. Ну, типа любовь, то-се и прочая лабуда… Вон та надпись, — он протянул другую руку, — написанное по-китайски имя моего покойного отца. Я когда одеваюсь или стою под душем, тут же его вспоминаю. А остальные татушки — в память о моих путешествиях по миру. Я ведь весь «шарик» облетел — и в Гонконге был, и в Южной Африке, и в Канаде. И везде себе на память татуировки делал. Так что даже фотоальбом мне не нужен, у меня все с собой, вернее на себе.

Он приспустил майку. На массивной, уже довольно дряблой груди красовалась мощная голова волка.

— Люблю волков, они классные ребята, — объявил Тони, — Сильные, верные, гордые… Потому и не доживают до старости…

— Вы хиппи? — наугад спросила Лина.

Он отрицательно покачал головой.

— Может быть, рокер?

— Ну, считай так, если нравится, — усмехнулся он. — Я когда-то и впрямь играл на барабанах в рок-группе. С тех пор столько воды утекло! Торгую теперь вот оптом другими барабанами — в стиральных машинах. Представляешь, кручусь в офисе целыми днями, как эти чертовы барабаны. Вот в первый раз с Анн отдохнуть к морю выбрался, да и то всего на недельку.

— А когда обратно? — вежливо поинтересовалась Лина.

— Да уже через два дня, — расплылся Тони в улыбке. — Хорошенького понемножку. Обратный билет уже заказан, будь спок! Наши дождливые острова уже заждались нас с Анн, «простых британцев»!

Лина взглянула на часы, вежливо простилась со странной парочкой и отправилась спать.

Наутро, заскучав на пляже, она попросила у Тони разрешения сфотографировать его «татушку».

— Давай, старушка, снимай сколько хочешь, не жалко, — усмехнулся он. — А знаешь что? — внезапно улыбка Тони стала какой-то застенчивой и еще более симпатичной, — сними-ка, пожалуйста, еще мои руки и ногу, только покрупнее, видишь, сколько там всего нарисовано: и мальтийский крест, и герб Ирландии, и шотландский дракон…. Покажешь потом кому-нибудь в России — вот удивятся. Классный дизайн, правда?

И Тони добродушно захохотал.

Страшная новость

— Дерь-мо! — за дверью так пронзительно крикнули, что Лина застыла в ванной с полотенцем в руке. Ну ничего ж себе! Дело идет к полуночи, в это время постояльцы отеля более-менее соблюдают тишину. А тут кто-то оглушительно вопит по-немецки, да и словечки еще те выбирает…

«Кто-то из пожилых немок, наверное, перепил в баре и теперь скандалит, — решила Лина…. Однако странно… Они с детства все такие законопослушные и воспитанные… Ни за что не станут кричать в неурочное время, особенно в таком, судя по голосу, почтенном возрасте».

— Дерь-мо! — не унимался пронзительный старушечий голос. — Все дерь-мо! Жизнь — дерь-мо, смерть — дерь-мо. Судьба дерь-мо! Это же надо! Поехать на отдых и умереть!..

— О, Господи, замолчите! — закричал другой женский голос за дверью уже по-английски. Лина не выдержала и осторожно приоткрыла входную дверь. В другом конце коридора бегала из угла в угол пожилая сухопарая немка. Однако рыдала не она. Всхлипывания слышались где-то рядом. Лина осторожно заглянула в маленькую нишу за открытой дверью. В кресле у окна, свернувшись клубочком, горько плакала маленькая женщина в красной курточке, наброшенной на голубую ночную рубашку в белый горошек. Дама отвела от лица промокшую насквозь салфетку, и тут Лина узнала Анн.

— Что случилось? — зачем-то --">