Анне Штерн - Счастье момента

Хульда ускорила шаг и пересекла Потсдамскую улицу, полную пивных и винокуренных лавочек, парикмахерских и магазинчиков с женской одеждой. Ловко уворачиваясь от автомобилей, конных повозок и двухэтажных желтых омнибусов, Хульда направилась вдоль Альвенслебенштрассе, ведущей к Денневицплац. Здесь в небо уходили высокие ряды доходных домов, поглощающих свет весеннего солнца. Слева от Хульды по железным, окрашенным в красно-серый цвет рельсам на эстакаде прогремел поезд, исчезая в доме 70 по Бюловштрассе. В том доме построили туннель для беспрепятственного железнодорожного сообщения через город. Рельсовое чудовище вонзалось в здание, словно металлический змей, завораживающий своим уродством. Хульда с усмешкой подумала, что только в Берлине могли продырявить дом, потому что он якобы мешал прогрессу.

Перед популярном пабом «Академише Бирхалле» мужчины-работяги выгружали пивные бочки, доставленные из кройцбергкой пивоварни «Виктория», чтобы измученные жаждой берлинцы могли промочить здесь горло после работы. Мужчинам помогали дети-беспризорники, надеявшиеся подзаработать пфенниг-другой. Высокий светловолосый юноша с детскими чертами лица покачивался под тяжестью бочки, но сумел дотащить ее до входа, после чего смахнул с лица мокрые от пота волосы. «Для своего возраста он на удивление силен», – подумала Хульда. Выждав подходящий момент, маленькая лохматая девочка в лоснящейся от грязи одежде стащила из повозки сверток и с торжествующим ревом бросилась прочь, на бегу запихивая добычу себе в рот под неискренние возмущения работяг.

Хульда была рада за малышку, хотя при виде голодных детских мордашек, напоминавших обезьянок в берлинском зоопарке, у нее всегда перехватывало горло. Она отвернулась и вошла в соседний дом, узкое здание с тремя заваленными мусором приямками, где сновали крысы. На стене белой краской было написано «Смерть евреям!» и «Прочь с немецкой земли!». Воняло древесным углем и нечистотами туалетов, находящихся на темных лестничных пролетах, общих на несколько квартир. Хульда знала, что болезни любят такие места и часто поражают бедняков, ютящихся в сырых продуваемых квартирах. Вдобавок ко всему люди частенько за небольшую плату сдавали свободный угол, потому что после войны в Берлине остро не хватало жилья.

Хульда принялась взбираться по узеньким ступенькам бокового флигеля. Ей пришлось перешагнуть через храпящего рабочего, который спал на матрасе посреди лестничного пролета. Сверху послышался звук торопливо приближающихся шагов, и с Хульдой поравнялась худенькая девочка лет пятнадцати с заостренным лицом и песочно-рыжими косичками. Рваная одежда и небольшой сверток, который девочка прижимала груди, говорили о том, что она проскользнула вчера в дом, чтобы укрыться от прохладной весенней ночи на лестнице. На мгновение их взгляды встретились, и Хульда прочитала в глазах девочки страх и отчаяние загнанного в угол зверька.

Хульда решительно схватила ее за руку, ощущая выступающие острые косточки – результат длительного недоедания.

– Постой, – сказала она. – Есть хочешь?

Девочка недоверчиво посмотрела на нее и осторожно кивнула. Хульда полезла в карман пальто, вытащила яблоко, которое торопливо сунула туда во время сборов, и протянула девочке. Смерив яблоко жадным взглядом, девочка спрятала его в недрах своей грязной одежды, молча прошмыгнула мимо Хульды и сбежала вниз.

Хульда покачала головой. Город должен был помогать малоимущим, но ресурсов не хватало. Как же это злило! Страна все еще зализывала раны после войны, казна с трудом выплачивала репарации. Добавим сюда стремительно растущую инфляцию, которая съедала все деньги… С каждым днем Хульда видела на улицах все больше детей-беспризорников, и ей приходилось сдерживаться, чтобы не помогать всем. В первую очередь она должна заботиться о нерожденных детях, которые желают увидеть свет этого изменчивого мира.

Быстро поднявшись наверх, Хульда постучала в квартиру Шмидтов. Краем глаза она заметила, что дверь напротив заклеена лентой. Полиция опечатала квартиру. Хульда пожала плечами и принялась ждать, когда же на пороге появится детское личико Лило, но вместо этого дверь открыл ее муж Вольфганг. Кожа молодого заводского рабочего была землистого цвета, на щеках и подбородке темнела щетина.