Константин Иванович Тарасов - Стая ворон над гостинцем

проповеди обвинил власти в лени и попустительстве. Князь Александр, потеряв терпение, приказал найти и уничтожить убийц минскому судье Ваньковичу.

Весть о назначении Ваньковича великокняжеским комиссаром пробудила среди ошмянского жительства светлые надежды. Ванькович слыл за неподкупного урядника, что само по себе вынуждало к уважению, но более важным было другое — не знали преступления, которое осталось бы ненаказанным, если раскрыть его брался пан Ванькович. Скоро он появился на ошмянских проселках с отрядом дюжих молодцов, начал объезжать дворы, собирая по крохам сведения о шайке убойников. Не обминул Ванькович и двора Русиновской. Поначалу их отношения не выходили за межу вежливости, поскольку пан Ванькович был человеком женатым. Но когда его жена умерла, а случилось это на второй или третий год комиссарства, судья оценил Ядвигу взглядом вольного сокола и влюбился. Как и первому мужу Ядвиги, Ваньковичу переломилось за сорок, так что захватившие его чувства имели целью женитьбу. Был он родовитый, богатый, известный удачливый — достаточно основ, чтобы рассчитывать на семейное счастье с молодой, красивой вдовой.

Что касается банды злодыг, то тут дело ничуть не улучшилось. Показания потерпевших отсутствовали, ибо мертвые немы, и лучший следователь, не получив хоть какой-нибудь определенной зацепки, хоть малейшего следа, блуждал словно слепой среди трех сосен. Носился Ванькович со своей полусотней по повету — шайка затаивалась, отъезжал — утром же чей-нибудь двор стоял с распахнутыми воротами в той пугающей немоте, когда от хозяина до овчарки все лежат с расколотыми головами и распоротыми животами. Неизменная слава судьи пошатнулась, начали шептаться, что и сам он скоро-нескоро попадется в руки убойцам и придется ему покачаться под ветром на дубовых качелях.

Справедливость, однако, требует сказать в оправдание пана Ваньковича, что занимался он розыском не все время. Три года подряд ходил он в летние месяцы с минской хоругвью против татар, а осенью 1506 года бился с ними под Клецком, где вызволили из плена сорок тысяч людей, а почти двадцать тысяч крымчаков спластовали на полях и проселках от клецкого замка до истоков Лани. Но как раз в августе и сентябре, когда войско под началом Кишки и Радзивилла рубило татар и оставались ошмянские дворы без хозяев, когда умер великий князь Александр и повсюдно царила растерянность, вот в это самое время шайка вырезала две семьи. Только могилы своих жен и деток увидели пришедшие с войны победители татар. Один из них, пожилого века, взял девку-перестарку и обновил жизнь, другой, молодых лет, не выдержал утраты и удавился. Вот вместе с тем, который удавился, счет жертв разбойной гаи перешел за три с половиной сотни. Так что пан Ванькович всегда был в сильном беспокойстве, и его желание раздавить шайку усиливалось страхом за жизнь Ядвиги. Хоть ее двор был обнесен неприступной дубовой стеной, хоть вдоль стены и ночью, и днем выгуливалась стая матерых волкорезов, хоть удвоила Ядвига число своих гайдуков и паробков — но всякое могло случиться, никто не заговорен на неприкосновенность от безумных душегубов. Ванькович часто навещал Ядвигу; когда она захотела повидать сестру-монашку, он охранял ее своим отрядом на опасном виленском гостинце. Вместе зашли они в монастырь, где Марыля выбрала себе заботы госпитальной сиделки. "Видно, и я приду до тебя в монастырь", — сказала Ядвига сестре. Та, взглянув на Ваньковича и прочитав по глазам его чувства, стала убеждать, что и среди людей можно исполнить свой христианские обязанности и долг. "Можно, грустно согласилась Ядвига, — но у нас так повелось последние годы, что, засыпая, никто не знает, останется ли к рассвету в живых". Там же в Вильне пан Ванькович просил Ядвигу пойти за него, и она дала согласие, оговорив свадьбу на день святого Мартина, говоря иначе, на вторую неделю ноября.

Но не удалось судье долго порадоваться. Стало известно, что его призвал князь Сигизмунд и что на Князевы укоры он отвечал рискованным обещанием: "Или я задушу шайку, или вот этой саблей перережу себе жилы!" "Справедливо! — жестко отметил великий князь и не удержался уточнить: Когда?" — "Не позже дня ангела-хранителя!" — отвечал судья. По календарю приходится эта дата на второй день октября. А беседа, в которой прозвучало слово чести, случилась в начале июля. А святой Мартин, как мы говорили, празднуется через месяц после дня ангела-хранителя. --">