Валерий Георгиевич Шарапов - Жестокое эхо войны

юбилеев, свадеб, похорон и крупных сходок бандитских главарей. Следующий зал из-за отсутствия окон и за полную звукоизоляцию получил название «Шкатулка»; он вмещал шестнадцать гостей. В конце длинного коридора имелось два небольших кабинета для камерных компаний. За их столами собиралось для обсуждения важных вопросов по четыре-шесть человек.

* * *

Этим вечером Дед Сафрон отмечал в ресторане «Гранд» свой пятьдесят пятый день рождения. Для этого мероприятия он зарезервировал «Шкатулку», где уединилась компания из ближайших родственников и самых преданных дружков. «Шкатулка» по праву была одним из лучших залов в ресторане: двери и внутренняя отделка – из дуба под красное дерево с полировкой под лак; красивые вставки линкрустом по сукну; дубовая мебель под старину, обитая редкой шагреневой тканью. Мягкий желтоватый свет электрических светильников, выполненных под бронзовые канделябры.

Компанию обслуживали три вышколенных официанта, шустро менявших тарелки и зорко следивших за наполненностью хрустальных рюмок. На полированной этажерке в углу кабинета вращал пластинки патефон, но голосов Лещенко, Шишкиной, Северского и Плевицкой слышно не было. Напрочь прокуренный воздух сотрясали громкие голоса воров и бандитов. Перебивая друг дружку, они что-то рассказывали, вспоминали, смеялись… За ломившимся от выпивки и богатой закуски столом молчал только именинник. Он находился в родной стихии и был весьма доволен.

Уважительное прозвище Дед Сафрон Володарский получил в середине тридцатых. Ныне ему стукнуло пятьдесят пять, а впервые за решеткой он оказался еще до революции. Тогда его – юного оборванца – схватили за руку, когда он подрезал кошелек на Сухаревском рынке. Отвратительно подрезал – чего греха таить. Неумело, грубо. За что и поплатился – был выпорот городовым и отправлен на улицу увесистым пинком под костлявый зад.

С того злополучного дня он и повел летопись своей криминальной биографии. Первый серьезный срок отмотал тоже до революции, но уже не юнцом, а рослым молодым мужчиной. Потом пошло-поехало… Выйдя на свободу в двадцать третьем, Сафрон дал зарок, что больше не сядет. К тому моменту в стране уже действовало более трех с половиной сотен лагерей НКВД, ВЧК. И условия содержания в них были в тысячу крат хуже, чем каторга при царском режиме.

Сколотив новый хоровод^[3], Сафрон начал действовать с предельной осторожностью. Каждое дельце он готовил с таким тщанием, словно оно было последним в его жизни. Кто-то из корешей подтрунивал, кто-то выказывал недовольство и торопил – дескать, за упущенное время могли бы уже озолотиться. А потом порожние разговоры стихли, ибо банда Сафрона раз за разом штопала^[4] магазины, базы, склады и даже отделения Госбанка, не неся при этом потерь.

К концу двадцатых блатной люд зауважал Володарского за ум, выдержку и прозорливость. А когда тот разменял сороковник, стали почтительно называть Дедом. А фамилия Володарский из обихода авторитетов постепенно ушла.

* * *

Беспалый, мрачный и подавленный, появился в «Шкатулке» в сопровождении Лаврушки.

– Кого я вижу! Держи кардан, – протянул ладонь кто-то из людей Деда.

Шлепнув по ней на ходу, Беспалый проследовал к имениннику.

– Поздравляю, – сказал он и полез в карман пиджака. – Не знал о твоем юбилее. Вот, прими от меня…

В кабинете стало тихо. Взгляды гостей приклеились к массивному портсигару, блеснувшему золотом высшей пробы.

Именинник бережно принял необычную вещицу, осмотрел ее со всех сторон, щелкнул замком, открыл. Внутри под светлой резинкой лежал ровный ряд дорогих папирос.

– Что ж, спасибо за подарок. Присаживайся рядом, угощайся. Лавр, налей гостю…

Спустя четверть часа Беспалый с бесконечной грустью в глазах заканчивал невеселый рассказ о недавнем провале на площади Коммуны. Говорил он тихо и только для Деда. Больше никого в свой позор посвящать не хотел.

– …Пятеро уцелели из двенадцати. Трое легкораненых. Невредимый Косой-подворыш^[5] семнадцати лет да я. Семерых из автоматов положили. Суки! Ни в жисть бы не подумал, что такая веревка^[6] случится, – процедил он и опрокинул в рот очередную рюмку.

Наблюдая за неудачливым коллегой, Дед Сафрон лениво покуривал папироску. Портсигар поблескивал золотой крышкой на столе, рядом с тарелкой.

Беспалый был моложе Деда лет на --">