Олег Воля , Джин Би - Весь мир театр (СИ)

обучении, а что так радует учителей, как не способный и прилежный ученик?

И вот к семнадцати годам Генри Рэй был уже изрядно подготовлен, чтобы пленять с подмостков толпу, но пока Шекспир берег его для особого случая.

В «Ромео и Джульетте» он был на вторых ролях, изображая то друга Тибальта, то подругу Джульетты в разных актах. То в качестве рабочего сцены приносил и уносил мебель или делал еще что-нибудь.

Заканчивалась третья сцена. Джульетту играл Джозеф Саттон, единственный недруг Генри, высокомерный и задиристый тип.

Смазливое лицо, пропорционально развитая фигура не делали его характер лучше. Тем более, что вокруг Джозефа все время крутились богачи и те, кого принято называть «сильными мира сего».

Многие из гостей Саттона бросали сальные взгляды и на Генри. Джозеф это подмечал, и его ревность не делала их отношения лучше.

Стоит добавить, что Саттон еще был соперником Генри и на сцене; роль Джульетты Генри выучил уже давно по настоянию мастера на тот случай, если возникнут проблемы с животом у Джозефа. Такое уже один раз случилось, но, к счастью, в конце спектакля.

В эту минуту на сцене Саттон, со склянкою в руке, читал монолог:

– А если яд монах мне дал коварно,

Чтобы убить меня, боясь бесчестья,

Когда б открылось, что меня с Ромео

Уж обвенчал он раньше, чем с Парисом?

Саттон слегка дрожал и дышал ртом часто и неглубоко, напоминая этим пса, долго бегавшего на жаре. Не хватало только вываленного языка.

Зрителям было незаметно, но Генри, который за кулисой находился в трех шагах, видел, что с Джозефом неладно. Отметил он также обильные капли пота, проступившие сквозь грим и грозящие вот-вот все испортить. Саттон, понимая это, старался держать руку так, чтобы манжетой платья в любой момент прикрыть лицо, если потечет грим.

– Очнусь я раньше, чем придет Ромео

Освободить меня? Вот это – страшно!

Тогда могу я задохнуться в склепе…

Голос Джозефа сорвался, он с трудом справился с дрожащими губами. В зале раздались одиночные хлопки, публике нравилась игра актера.

Сам Джозеф беспомощно оглянулся, ища Генри. Их взгляды встретились, и Рэй с удивлением увидел в его глазах страх и мольбу. Это уже была не игра. Генри жестом показал, что понял, и изобразил на пальцах песочные часы, призывая продержаться еще немного, до конца сцены.

Джозеф собрался с силами и продолжил. Голос его зазвучал бодрее, казалось, что неожиданная дурнота прошла.

– Что если я от ужаса, проснувшись,

Сойду с ума во тьме и буду дико

Играть костями предков погребенных,

И вырву я из савана Тибальта,

И в исступленьи прадедовской костью,

Как палицей, свой череп размозжу?

Мой бог! Тибальта призрак здесь – он ждет

Ромео, поразившего его

Своим мечом… Стой, стой, Тибальт! – Ромео,

Иду к тебе! Пью – за тебя!

Он поднял склянку, в которой было, как обычно, разбавленное вино. С громким хлопком извлек притертую стеклянную пробку и сделал три глотка.

Флакон выпал из его рук. Джозеф вытаращил глаза и схватился обеими руками за горло. Несколько секунд стояла гробовая тишина.

Джульетта покачалась с носка на пятку, затем сделала два шага по направлению к зрителям; ноги ее подломились, и она рухнула на спину, изрядно приложившись затылком о доски.

Несмотря на раздавшийся стук, который не смягчил даже парик, никто не засмеялся, публика была поражена невероятно достоверной игрой актера. Некоторые зрительницы украдкой промокнули глаза.

Зал разразился овациями. Даже на галереях снисходительно зааплодировали.

На сцену выскочили Генри и Роберт Парк, билетер, но во время спектакля – рабочий сцены. Они схватили тело Джульетты, положили его на стоящее бутафорское ложе, и, не мешкая, скрылись вместе с ним за кулисами.(1)

* * *

За кулисами вокруг Джозефа столпилась почти вся труппа, кроме тех, кто был занят расстановкой декораций для следующей сцены – интерьеров дома Капулетти.

К телу, энергично работая локтями, продрался Гай Роджерс. --">