Лиза Уингейт - Пока мы были не с вами

асфальте, я перевожу дух, сдвигаюсь к краю сиденья и поправляю пиджак. На обочине, подчеркивая важность на первый взгляд безобидной утренней встречи, ожидают набитые журналистами фургоны.

Впрочем, ни одно событие этого дня не случайно. Последние два месяца, которые я провела дома, в Южной Каролине, ушли на проработку мельчайших деталей; теперь, чтобы сделать правильный вывод, достаточно намека.

Но окончательных заявлений не будет. По крайней мере, пока. Надеюсь, если я поведу себя верно, вскоре все будет решено.

Мне хотелось бы забыть причину, по которой я вернулась домой, но даже то, что отец не читает свои записи и не советуется по поводу брифинга с Лесли, своим сверхэффективным пресс-секретарем, настойчиво напоминает о ней. От врага, который безмолвно едет вместе с нами, не убежать. Он здесь, на заднем сиденье, прячется под серым костюмом классического покроя, который чуть свободнее, чем следует, висит на широких плечах моего отца.

Папа смотрит в окно, склонив голову набок. Он отправил помощников и Лесли в другую машину.

— Ты хорошо себя чувствуешь? — я протягиваю руку и убираю с сиденья длинный светлый волос — свой волос, — чтобы он не зацепился за брюки отца, когда тот будет выходить из машины. Мама, если бы она поехала с нами, уже вовсю орудовала бы щеткой, но ей пришлось остаться дома и готовиться ко второму сегодняшнему мероприятию — семейной рождественской фотосессии, которую решено провести за несколько месяцев до Рождества... на случай, если состояние папы ухудшится.

Он садится прямее, поднимает голову. Его густые седые волосы стоят торчком из-за статического электричества. Мне хочется их пригладить, но я не стану этого делать. Нарушать протокол ни к чему.

У всех своя роль. Мама принимает непосредственное участие в мельчайших аспектах нашей жизни, беспокоится из-за волосков на одежде и планирует семейную рождественскую фотосессию в июле, папа — ее полная противоположность. Он сдержанный — островок стойкости и мужества в семье, полной женщин. Я знаю, что он очень любит маму, моих сестер и меня, но редко выставляет чувства напоказ. Еще знаю, что я — не только его любимица, но и ребенок, который больше всего сбивает его с толку. Отец — продукт той эпохи, когда девушки ходили в колледж лишь для того, чтобы удачно выйти замуж. Он не совсем понимает, что делать с тридцатилетней дочерью, которая с отличием закончила факультет права Колумбийского университета и чувствует себя как рыба в воде в почти лишенной кислорода атмосфере Федеральной прокуратуры США.

Не важно, по какой причине — возможно, только потому, что роли идеальной дочки и милашки в нашей семье были уже заняты, — я избрала амплуа «умница».

Я любила учиться и по общему молчаливому согласию должна была стать знаменосцем нашей семьи, заменить сына, повторить успех отца. Но мне как-то всегда думалось, что когда придет пора, я буду старше, успею подготовиться.

А сейчас я смотрю на отца и урезониваю себя: « Эвери, прекрати сейчас же! Подумай, ведь ради этого он работал всю жизнь. Вспомни — к этому стремились поколения Стаффордов со времен Американской революции!»

Наша семья всегда крепко держалась за рычаги управления государственной власти. Папа не исключение. Отставной военный летчик — школу в Вест-Пойнте закончил еще до моего рождения, — он всегда уверенно и с достоинством поддерживал высокую репутацию нашей семьи.

«Конечно, ты этого хочешь,— решительно напоминаю я себе.— Всегда хотела. Только не ожидала, что это случится так скоро и таким образом. Вот и все».

Но в глубине души я всеми руками и ногами за самый лучший исход: победу над врагами на обоих фронтах — политическом и медицинском. Отца вылечат с помощью операции, из-за которой ему пришлось сократить время пребывания на летней сессии Конгресса, и помпы с препаратами для химиотерапии, которую ему придется пристегивать к ноге каждые три недели. Мой переезд в Айкен окажется временным.

Рак исчезнет из нашей жизни.

Разумеется, его можно победить. Раз у других людей получается справиться с ним, значит, сенатор Уэллс Стаффорд точно его одолеет.

Нет на свете человека сильнее и лучше, чем мой папа.

— Готова? — спрашивает он, поправляя костюм.

Я с облегчением вижу, как он приглаживает хохолок на волосах. Я не готова превратиться из дочки в сиделку. Еще не готова.

— Иду сразу за тобой.

Я сделаю ради него все что угодно, но надеюсь, --">