Евгений Анатольевич Коршунов - Чернее ночи

Затем решительным шагом вышла из комнаты.

Прохожих перед домом не было. Наступил час сиесты, и хотя день был необычным для этого времени года — серым и прохладным, — бейрутцы не изменяли сложившемуся веками обычаю отдыхать после обеда. Вокруг было пустынно и тихо, и только у подъезда Абу Асафа топтались его бородатые телохранители.

Увидев выскользнувшую из особняка напротив соседку, они приветственно замахали ей руками.

Фелиция в ответ послала им ласковую улыбку, одно-временно ускоряя шаг. Улыбаясь бородачам, она успела удостовериться, что ее серый «фольксваген» стоит метрах в тридцати перед белым «мерседесом».

На то, чтобы дойти до ближайшего угла, отводилось две минуты, дистанция и время многократно и тщательно выверены и перепроверены, идти надо ровным, но быстрым шагом, достаточно быстрым и в то же время не вызывающим подозрений.

За несколько шагов до угла, на котором теснилась лавочка мясника, обычно успевающего к этому времени распродать свой товар и закрыться, она сунула руку в карман и вытащила из него пульт. Еще несколько секунд — и она оказалась у железного жалюзи, закрывающего вход в лавочку. Угол дома был похож здесь на острый нос боевого корабля: он резко выдавался вперед, врубая в улицу сквозной переулок.

Фелиция заглянула направо, в глубь переулка. Здесь тоже было сонно и тихо. Припаркованные у тротуаров машины терпеливо дожидались отдыхающих после обеда хозяев, и лишь одна из них, потрепанное синее «рено», при ее появлении вдруг резко отвалила от тротуарного бордюра и поспешно двинулась в ее сторону.

Сестра Фелиция оглянулась: белый «мерседес» медленно отъезжал от подъезда Абу Асафа, и «джип» с охраной пристраивался ему вслед.

Она закусила губу и, дождавшись, когда «мерседес» поравняется с ее «фольксвагеном», вдруг резко выбросила в его направлении руку с пультом, одновременно изо всех сил нажимая кнопку на его крышке.

Оранжевое пламя полыхнуло ей чуть ли не в лицо, ослепило до черноты в глазах, и сразу же навалился грохот, тяжелый, как тысячетонный горный обвал. Стиснутый каменным ущельем узкой улицы, он бился о бетонные стены, пронзительно звенел расколотым стеклом и отдавался эхом в соседних кварталах; он нес жар и кислый запах сгоревшей взрывчатки, черную копоть и предсмертные крики тех, кто еще всего несколько мгновений назад весело болтал, дожидаясь Абу Асафа.

Ее бросило спиной на шершавый бетон стены, ноги подкосились. Раскинув руки крестом, она медленно сползала по стене вниз, на тротуар, но чьи-то сильные руки уже подхватили ее...

— Дэвид, — выдохнула она и потеряла сознание.

Она пришла в себя только через четверть часа на переднем сиденье машины Дэвида, остановившейся среди развалин бывшего торгового центра Бейрута. Несколько лет назад, в начале гражданской войны, эти богатые старинные кварталы стали местом ожесточенных боев между христианами и мусульманами. Некогда нарядные, кипевшие людским водоворотом улицы заросли высокой жесткой травой, в которой шумно сновали голодные крысы. Здесь проходила «ничейная полоса» между Западным и Восточным Бейрутом, мусульманским и христианским секторами, пустыня в центре города, заброшенный всеми гигантский погост.

Дэвид втиснул машину между бетонными глыбами и заглушил двигатель. От внезапно наступившей тишины и пришла в себя Фелиция.

— Молодец! — услышала она характерный, трескучий голос Дэвида, заметившего, что веки ее дрогнули. — Прекрасно сработано!

Он включил автомобильный радиоприемник: радиостанция правых уже сообщала, что в районе, в котором находится личная квартира Абу Асафа, произошел взрыв «машины-ловушки», имеются многочисленные жертвы...

— И как они все так быстро узнают, — с одобрением покачал Дэвид своей тяжелой, похожей на львиную, головой. — Просто фантастика...

Фелиция промолчала, слушая, как радиостанция правых «Голос Ливана» повторяет свое сообщение. Кто такой Абу Асаф и чем он занимается, в сообщении не говорилось, это было известно всему Ливану...