Уильям Дитрих - Изумрудный шторм

по отвесной стене на рассвете 7 апреля 1803 года) она превращалась в напоминающую морскую птицу башню со стенами, парапетом и воротами. К настоящему времени крепость успела обзавестись тремя рвами с водой, пятью стенами, огибавшими башню по окружности, и видом на перевал Ла-Клюз, сногсшибательным в буквальном смысле этого слова, особенно с учетом широты и климата этих мест, поскольку при одном только взгляде на него можно было получить апоплексический удар. Даже в апреле стена, по которой я поднимался, была покрыта толстым слоем инея. Враги чернокожего Спартака поступили с ним поистине безжалостно, поместив его, лидера первого в истории успешного негритянского восстания рабов, из жарких тропиков сюда, в это проклятое Богом место! Сырость, царившая здесь, в Фор-де-Жу, и пропитавшая все вокруг, донимала узников больше, чем низкие температуры, а вершины и коричневые склоны гор, обступивших ее со всех сторон, были покрыты снегом. Наполеон надеялся, что холод рано или поздно заставит черного генерала выдать все свои тайны; британцы же стремились заполучить пленного до того, как это случится.

Француз по происхождению, но работавший на англичан агент по имени Шарль Фротте, нанимавший меня на это безумие, пытался обрисовать задание в самых красочных тонах.

– Сама крепость так живописна, там царит такая восхитительная тишина… ну, конечно, когда этим маршрутом не проходят армии, – говорил шпион Фротте, у которого было больше клиентов, чем у куртизанки из Неаполитанского королевства.

Изначально он был наемником Ватикана и безуспешно пытался спасти бедного короля Луи до того, как тому на голову обрушится гильотина. Одновременно он являлся роялистом, которого завербовал Сидней Смит (мой старый приятель, ныне член парламента) – с помощью английского золота, разумеется. Ходили слухи, что Шарлю платили также австрийцы, датчане и испанцы. Я был должником этого человека – это он однажды спас меня в Париже, – но штурм обледеневшего средневекового чудовища, причем в одиночку, был, пожалуй, чрезмерной платой за былые его услуги. Однако, увы, выбора у меня почти не было. Мне нужна была помощь в поисках похищенного сына, и я должен был освободить жену, которая каким-то образом убедила стражу пустить ее в камеру, где томился Луветюр.

– Тишина? – откликнулся я. – Но ведь тогда они наверняка меня услышат?

– Охранникам, как и тебе, совсем не по душе ненастная погода, а потому они носа не высовывают на улицу, – объяснил Фротте. – Да и вообще, мало кто захочет служить в таком мерзком месте. Так что это твое преимущество, особенно когда будешь подниматься по стене, где нет окон. Потом короткая перебежка по крыше к камере Луветюра, умелое применение английских технических разработок и, наконец, исторический, можно сказать, побег – и ты возвращаешься в славный и уютный Лондон, где тебя ждет вознаграждение за смелость и риск. Нет, все складывается просто отлично.

– Именно это говорил и Сидней Смит. Но план разработан просто никудышно, можно сказать, никак.

– Только смотри, будь осторожней с этим цилиндром на спине, Итан. Страшно не хотелось бы видеть, как ты взорвешься.

В цилиндре содержалась какая-то дьявольская смесь, изобретенная английским химиком Пристли. Кроме того, я нес на себе двести футов тонкой, но прочной альпинистской веревки, стальной крюк, салазки весом пять фунтов, стамеску для рубки льда, два пистоля, которыми пользуются военные моряки, охотничий нож, теплый плащ и сапоги для человека, которого должен был спасти, и зимнее пальто для себя. Мне пришлось подписать бумагу, где говорилось, что все это выдано под личную ответственность и подлежит возврату – на свои собственные деньги я купил только пару кожаных перчаток.

Да, это было весьма необычное задание, но я решил сосредоточиться на своей цели. Вернуть драгоценный камень и семью, узнать о сокровище ацтеков, а потом позабыть обо всем этом как о страшном сне.

– А что если они не выпустят мою жену? – спросил я у Шарля.

– Именно поэтому твой план и обречен на успех. Когда однажды в эту крепость вернулся после крестового похода рыцарь, он заподозрил свою семнадцатилетнюю жену Берту в неверности и запер ее в камере размером три на четыре фута на целые десять лет. Бедняжка не могла там ни встать во весь рост, ни растянуться на полу, а из бойницы открывался только один вид – на превратившийся в скелет труп ее предполагаемого любовника, подвешенный к выступу --">