Андрей Станиславович Добров - Ужин мертвецов. Гиляровский и Тестов

перекусить где-нибудь на стороне. И раз уж в Купеческом клубе кормили на убой — как следовало из прочитанной заметки, не пойти ли туда, тем более что достаточно просто подняться по Большой Дмитровке в сторону Страстного монастыря. Заодно послушаю и подробности происшествия.

Погода даже для короткой прогулки была неподходящей — темень, холодный ветер. Удивительно, как московские улицы, такие жаркие и ленивые летом, в ноябре вдруг становились чужими и равнодушными, как будто камни мостовой и самих домов, летом теплые и чистые, теперь поворачивались другой стороной — зябкой и грязной. Я быстрым шагом дошел до огромного особняка Купеческого клуба, окна которого светились желтым электрическим светом, и швейцар в уже зимней ливрее открыл передо мной тяжелую дверь.

В просторной гардеробной я обратил внимание на пустоту — шуб и пальто почти не было, а дородный гардеробщик дремал на табуретке в углу, уронив на колени газету. Я разбудил его, сдал свое пальто и папаху, получил латунный номерок и по широкой мраморной лестнице поднялся наверх, в столовую клуба. В большой столовой народу обычно было много, в воздухе висел сигарный дым, вечером бывали здесь и концерты, пел русский хор из «Яра» или цыганский — из трактира Тестова. Но только не сегодня. В столовой было необычайно тихо. На кожаном диване около большого камина шептались о чем-то двое господ. Столы, стоявшие буквой «П» вокруг огромного персидского ковра, пустовали. Только один официант торчал слева у двери, ведущей на кухню. При моем появлении он даже не встрепенулся. Удивляясь тишине и запустению, я сел за один из столов и подозвал официанта.

— Что это? — спросил я его. — Отчего такая пустота, куда все подевались?

Официант сделал каменное лицо, пожал плечами и ответил:

— Не могу знать-с.

— А что сегодня на ужин? — спросил я.

Официант замялся, потом нагнулся поближе к моему уху и прошептал:

— Ничего-с.

— Как это ничего? — удивился я.

— Шеф-повар в полиции объяснение дает после вчерашнего, — тихо пояснил официант. — Кухня опечатана господами сыщиками.

— Но, может, хоть холодные закуски есть? — спросил я.

— Как же-с, имеются, — ответил официант. — Холодный ветчины с хреном могу подать, рыбки красной, белужки, селедочки с картошкой, сегодня все просто, без изысков.

— А что же вчера такого случилось? — спросил я. — Разве посетитель ваш умер не своей смертью?

— Не могу знать-с, — ответил официант. — Следствие ведется. Повара вот забрали. А повар-то — Михаил Иванович! Тестовский!

— Из ресторана Тестова?

— Он-с.

— Ну что же, — задумчиво сказал я, — неси хоть и ветчину. Да хрена побольше. Да грибков каких-нибудь принеси, да икорки, если осталось. И водочки рюмку не забудь.

— Сей момент! — ответил официант и исчез.

Через пять минут передо мной на белоснежной скатерти появился хрустальный графинчик водки и большая тарелка с нежно-розовой ветчиной. Крупнозернистую икру подали в креманке, на толченом льду с завитками масла. Грибы же — по раздельности, там были и превосходной засолки белые, специально привезенные из-под Омска, и грузди — черные и белые, хрусткие, как тонкие льдинки.

Я ел и поглядывал на ту пару, что тихо шушукалась на диване в углу. Один был — эконом клуба Веретенников, преемник недавно почившего Николая Агафоныча. А второго заслоняли широкие листья пальмы в кадке на полу. Он сидел полубоком, и я видел только черное плечо, затылок с лысиной, окруженной седыми, хорошо подстриженными волосами, и кусок седой же бороды. Наконец Веретенников встал и протянул руку для прощания. Встал и его визави, наконец повернувшись ко мне в фас. Так вот это кто! Иван Яковлевич Тестов — собственной персоной! А разговор наверняка шел о вчерашних событиях.

Веретенников попрощался с Тестовым и пошел на кухню, а знаменитый ресторатор направился к двери столовой, вероятно, на выход. Но я бросил недоеденный окорок, вскочил, с шумом отодвигая стул, и перехватил Тестова у самых дверей:

— Иван Яковлевич! Погодите!

Тестов остановился и бросил в мою сторону хмурый взгляд. Вспомнит или нет? — подумал я. Но, вероятно, он вспомнил, потому что брови его вернулись в обычное положение и в мою сторону был сделан короткий кивок.

— Господин Гиляровский? — спросил Тестов, когда я подошел. — Если не ошибаюсь, Владимир?..

— Алексеевич, — докончил я. — Вот, зашел поужинать, а мне говорят, горячего --">