Оливер Пётч - Проклятие

довольно худым, даже тощим, а его необычайная бледность особо ценилась среди дворян. Нижняя челюсть немного выдавалась вперед, что придавало ему несколько упрямый облик; глаза чуть выступали, как и у всех представителей его рода. Глобус все вращался, а император уже вернулся к разложенным на столе письмам.

В особенности к одному из них.

Всего несколько нацарапанных строк, но они способны повернуть время вспять. Внизу торопливой рукой был начертан рисунок – портрет бородатого человека. Засохшие капли крови по краю листка указывали на то, что письмо это досталось императору не по доброй воле владельца.

В дверь тихонько постучали, и Карл поднял взгляд. Одна из двух створок едва слышно приоткрылась, и в кабинет вошел маркиз Меркурино Арборио ди Гаттинара, эрцканцлер императора. В черной мантии и черном берете, он неизменно походил на воплощенного демона.

Немало людей при испанском дворе утверждали, что он таковым и являлся.

Гаттинара низко поклонился, хотя Карл знал, что такая покорность являла собой простой ритуал. Канцлеру было под шестьдесят, и на других должностях он успел послужить и отцу Карла, Филиппу, и деду Максимилиану. Последний скончался пять лет назад, и с тех пор Карл правил громаднейшей империей со времен своего тезки, Карла Великого.

– Ваше императорское величество, – произнес Гаттинара, не поднимая головы. – Хотели меня видеть?

– Вы сами знаете, почему я вызвал вас в столь поздний час, – ответил молодой император и поднял забрызганное кровью письмо: – Как такое могло произойти?

Только теперь канцлер поднял глаза, серые и холодные.

– Мы схватили его недалеко от французской границы. Он, к сожалению, был уже не жилец, и мы не смогли допросить его подробнее.

– Я не об этом. Я хочу знать, как он раздобыл эти сведения.

Канцлер пожал плечами.

– Французские агенты, они как крысы. Скроются в какой-нибудь дыре – и снова объявятся, уже в другом месте. Вероятно, случилась утечка из архивов. – Гаттинара улыбнулся. – Но спешу успокоить ваше величество, мы уже приступили к допросу возможных подозреваемых. Я лично ими руковожу, чтобы… извлечь максимальную пользу.

Карл вздрогнул. Он терпеть не мог, когда эрцканцлер разыгрывал из себя инквизитора. Но в одном ему следовало отдать должное: он подходил к делу основательно. И во время выборов императора после смерти Максимилиана канцлер позаботился о том, чтобы деньги Фуггеров^[1] растеклись в нужных направлениях. В итоге германские курфюрсты выбрали властителем немецких земель не злейшего из его конкурентов, французского короля Франциска, а его, Карла.

– А если этот человек не единственный? – не унимался молодой император. – Письмо ведь могли переписать. И отправить сразу нескольких гонцов.

– Такую возможность исключать нельзя. Поэтому я бы счел необходимым закончить то, что уже начал ваш дед. Во благо империи, – добавил Гаттинара и снова поклонился.

– Во благо империи, – пробормотал Карл и после наконец кивнул. – Делайте, что до́лжно, Гаттинара. Я всецело полагаюсь на вас.

Эрцканцлер в последний раз низко поклонился и, словно толстый черный паук, отступил к выходу. Двери затворились, и император снова остался в одиночестве.

Он постоял некоторое время в раздумьях. Затем снова подошел к глобусу и поискал то крошечное местечко, откуда империи угрожала опасность.

Но не обнаружил ничего, кроме плотной штриховки, обозначающей густые леса.

С марта по июнь 1524 года

Глава 1

Квайхамбах близ Анвайлера, Васгау,

21 марта 1524 года от Рождества Христова

Палач накинул мальчишке петлю на шею. Парень был не старше Матиса. Его била дрожь, и по щекам, перемазанным грязью и соплями, катились крупные слезы. Время от времени он всхлипывал, но в целом, казалось, смирился со своей участью. На вид Матис дал бы ему шестнадцать, верхнюю губу его покрывал первый пушок. Мальчишка наверняка носил его с гордостью и пытался произвести впечатление на девушек. Но больше не свистеть ему девушкам вослед. Его короткая жизнь заканчивалась, не успев толком и начаться.

Двое мужчин рядом с мальчишкой были немного старше. Растрепанные, одетые в грязные и рваные рубахи и штаны, они бормотали беззвучно молитвы. --">