Картер Браун - Ш.Л.Ю.Х.И.

— А как же Рона Генри? Как она относится ко всему этому, зная, что ее брат мертв?

— Думаю, довольна. Она его с детства терпеть не могла. — Лиза придвинулась ближе к постели, взяла шприц и скомандовала: — А теперь пора спать, лейтенант!

— Еще одно. Чего вы, черт возьми, хотите всем этим добиться?

— Небольшого хаоса. Добавим еще одну краску в общую картину. Гражданские волнения, больше споров, больше неуверенности великому богобоязненному среднему классу, желающему лишь сохранить статус-кво, где они могут делать деньги и спать спокойно. — Ее лицо посуровело. — Наши цели — Школы любви холодных интеллектуалок и иже с ними — всеобщие беды, и для этого мы пользуемся всеми доступными средствами, включая локальные стычки между кучками твердолобых плантаторов и организующихся в союз сборщиков. Все пошло на пользу, особенно когда вы поспособствовали тому, чтобы убрать одного лишнего слабака — Мендозу.

— Вы сошли с ума!

Она сохраняла презрительное спокойствие.

— Я и не ожидала понимания от тупого полицейского. В конечном счете подавляющее большинство смирится со всем, что хоть отдаленно напоминает решение: революции — гражданские войны — все, что остановит хаос. И вот тогда власть возьмем мы.

— Вы уверены, что в шприце только демерол? — спросил я.

— А почему вы усомнились?

Я честно ответил:

— Вы мне уже слишком много рассказали, чтобы оставить в живых до утра.

Она засмеялась вновь, а я при этом содрогнулся.

— Не беспокойтесь, лейтенант. Подумайте сами. Когда все закончится и мы исчезнем с глаз долой, кто же, будучи в здравом уме, поверит вашим бредням про женскую политическую группировку, да еще и с таким вызывающим названием, как ШЛюХИ?

С неудовольствием я был вынужден признаться самому себе в справедливости этих слов. Она закатала рукав, а мне больше ничего не оставалось, как наблюдать за иглой — стерильной, хотелось бы надеяться! — входящей в вену. Она выжала поршень до отказа.

— Так! — Лиза на шаг отступила и ухмыльнулась. — Сладких снов, лейтенант, до утра. Счастливо! Кто-нибудь из полиции должен обнаружить вас и спасти от голодной смерти.

Она выскользнула из комнаты, прикрыв за собой дверь и оставив меня в темноте. Лишь узкая полоска света проникала под дверь. Я наблюдал, пока полоска не стала превращаться в бледно-розовый столб и украдкой вползать в комнату. Потом столб вдруг взметнулся над полом и стал обретать очертания. Какой-то частью сознания я словно увидел, даже не удивившись, что очертания эти принадлежат мертвой девушке Элис Медине, со страшной черной дыркой в левом виске.

— Простите, — произнесла она нерешительно, — я подумала, что вы Чак. Но вы ведь не Чак, да?

— Ни Боже мой, — отвечал я серьезно.

— Ну, — она столь энергично дернула плечами, что каскад светлячков осыпался на пол, образуя сияющий фиолетовый коврик, — тогда мне надо уйти и материализоваться где-нибудь еще.

Я видел, как она упорхнула под дверь, оставляя позади сверкающие шарики света. Каждый раз, когда я закрывал глаза, эти шарики взрывались у меня в мозгу. И вовсе они не были световыми. Они были из демерола, так же как и призрак Элис Медины — из демерола, и весь этот проклятый мир — из демерола. Мысль была глубокая. Столь глубокая, что с ней я и решил заснуть.

Глава 12

Когда я открыл глаза, повсюду был яркий дневной свет. Ноги и руки сводила судорога. Я сделал усилие и перевернулся, уткнувшись лицом в подушку. Может, быстрая кончина от асфиксии предпочтительнее голодной смерти. Еще одно усилие, и на этот раз мне удалось сползти с постели. Глухой удар, с которым я свалился на пол, не способствовал облегчению демерольного похмелья.

Я полежал — легко контуженный — пару минут, потом вспомнил, что единственное, что они упустили из виду, — это заткнуть мне рот. Шансов, что кто-то находится в пределах мили от пустынного пляжа, было немного, но мне, кроме собственного голоса, терять было нечего. И я стал вопить «Помогите!» во всю мощь своих легких с полуминутными интервалами, пока горло не пересохло. Проводить таким образом утро не очень-то весело, но выбора у меня не было. Проглотив слюну, я начал все снова. После третьего отчаянного вопля дверь спальни открылась. Лежа спиной к двери, я уже рисовал в воображении Лизу Фрейзер, крадущуюся с двухфутовым кинжалом.

— Извините меня. — Женский голос звучал очень нервно. — У вас неприятности?

— Нет, — --">