Юлия Леонидовна Фалалеева - Рифл шафл

Спортивная девица, Идочкой зовут. Она к деду на новеньком «Кавасаки» прикатила. Лена стала её про мотоцикл расспрашивать, просила покататься…

– А как насчёт фокусника, Святослава Цветова? Получается, его ты не видела?

– Слушай, Мих, ты даже не представляешь, сколько там народу было – всё Озёрное и Приозёрное. Сначала я его не заметила, но позже мы с ним столкнулись, поприветствовали друг друга и разошлись. Всё? Допрос окончен?

– Ладно, отправляйся к Динке, и ждите меня. Как управлюсь – сразу приеду. Может, Антону сказать, чтоб он тебя подбросил?

– Нет, ему ждать некогда, а мне собраться надо. Сама дойду.

Вернувшись к себе, Зина уложила в сумку лоточки-кулёчки со всякими вкусностями и вышла из коттеджа.

Она решила не закрывать входную дверь на «железный занавес», увидев, что охранник Ильяс занял пост около самого въезда на территорию.

Дойдя до него, Зинка угостила «стража» парой булочек. Предупредила, что отправляется к Михаилу Григорьевичу и роллет не опускала…

– Не переживайте, Зинаида Львовна, я никуда не уйду… Полиция велела на месте находиться. Мало ли что ещё понадобится…

Покинув огороженную территорию коттеджной застройки и перейдя через асфальтированную трассу, Зинаида очутилась в посёлке Озёрное.

Озёрное – две тысячи населения – не такой уж и маленький посёлок.

Скучные панельные пятиэтажки перемежались с частными домишками, утопающими в зелени садов. Такое смешение стилей часто встречается в деревнях, где во времена советского прошлого возводили производственные объекты. А в целях обеспечения жильём обслуживающего персонала строили многоэтажки и другие объекты инфраструктуры. Поэтому в посёлке имелись и дворец культуры, и магазины, и школа, и больница.

За Озёрным сразу начиналась деревня Приозёрная, где тоже проживало человек пятьсот.

Помимо местных жителей, летом на озеро съезжалось много отдыхающих со всей области. Работали дома отдыха и сезонные турбазы. Песчаный берег чистейшего водоёма, поросший вековыми соснами, пользовался спросом не хуже черноморского курорта.

Михаил с дочерью Диной жили на первом этаже обычного пятиэтажного здания, неподалёку от церкви.

Проходя мимо храма, Зинаида увидела Леночку и помахала ей свободной рукой.

Леночка – в завязанном на голове платке и одетом поверх супермодного костюмчика в стиле «Деним» фартуке – держала обеими руками большущий таз, доверху наполненный чищеным луком и морковью.

– Лена, поставь… Тяжело, – не удержавшись, крикнула Зина.

– Да прям! – с юношеским задором ответила Лена. – Я на тренировках штангу поднимаю! – и бодро пошагала дальше.

Народу во дворе толпилось много, как будто с ночи не расходились.

Обогнув огораживающий храм штакетник, Зинка увидела дымок и уловила носом вкусный запах жарящегося мяса.

«Молодцы ребята!», – подумала она про Юрку с Леночкой и, свернув направо, зашла в подъезд…

Достав из кармана связку ключей, Зинаида ловко открыла дверь и втащила в прихожую сумку с яствами для праздничного стола.

Дина, двадцатилетняя дочка Михаила Григорьевича, принаряженная ради праздника, встретила её в прихожей.

Хрупкая блондинка недовольно указала гостье на часы и, нахмурив брови, покачала головой из стороны в сторону. Тут и без сурдопереводчика было ясно, что Динка заждалась, и что недовольна опозданием. Затем быстро коснувшись ребром ладони своего лба и подбородка, вопросительно уставилась на Зинаиду.

На жестуно – языке глухонемых – вопрос означал: «А где отец?».

Зинка за несколько лет дружбы с семьёй Борисовых научилась понимать жестуно, но зная, что Дина отлично может читать и по губам, медленно произнесла: «На работе. У нас Раису ограбили, а сама она умерла. Папа задержится».

– Петрову? – спросила Дина, применив дактилологию, то есть по буквам, используя алфавит жестов.

Зинка согласно кивнула.

Динка развернула перед собой руку кулачком вверх, поочерёдно разжала пальцы, начиная с большого, затем поднесла ладонь к нижней части лица, прижав большой палец к губам, и волнообразно пошевелила остальными.

«Сколько было ей лет?», – про себя перевела вопрос Зина.

В ответ она сначала резко встряхнула растопыренной ладонью с одним загнутым пальцем, затем пожала плечами и, состроив недоуменную гримасу, подняла правую руку, согнув козырьком чуть выше себя. Жесты были выполнены Зинкой молниеносно и означали: «Сорок или больше…».

Динка, в свою очередь, --">