Лоуренс Блок - Бриллианты Вольштейна

головы и светлые волосы.

Должно быть, она была очень хорошенькой. Теперь — нет, лицо, в которое стреляли в упор, не может быть красивым. Лицо это являло собой смерть, а смерть и красота несовместимы. Труп редко можно принять за спящего. Ее тело пыталось отрицать смерть. Такое юное, упругое, розовое, оно выглядело живым. Упругая грудь, тонкая талия, длинные, стройные ноги.

Я прошелся по квартире. Спальня, ванная, маленькая кухонька. Везде чистота и порядок. Кровать застелена, раковина блестит, тарелки вымыты и убраны. Оставалось только гадать, зачем убийца раздел ее и что сделал с одеждой. Может, унес с собой. Как сувенир. Логического объяснения случившемуся я не находил. Когда гангстер убивает гангстера, это никого не волнует, поскольку общество от этого только выигрывает. Но какой смысл убивать красивую женщину?

Работа мне предстояла неприятная. Заниматься ею не хотелось. Я бы предпочел отправиться сейчас домой и сделать вид, что знать не знаю никакого Джека Энрайта и никогда не был в квартире на четвертом этаже дома 111 по Восточной 51-й улице. Что не было никакой Шейлы Кейн, и не лежало ее тело на полу в гостиной. Я долго смотрел на убитую. Потом раскатал рядом с ней ковер, который принес с собой, присел и переложил сто с небольшим фунтов углерода и водорода на ковер. Бренная плоть, холодная и тяжелая. Я закатал ее в ковер. А затем прошел в ванную и поднял крышку унитаза. Меня вырвало. Сразу чуть полегчало.

Я еще раз обошел квартиру, хотя и чувствовал, что зря теряю время. Интуиция меня не подвела. Ничего интересного я не обнаружил.

Впрочем, и смотреть-то было не на что. Хорошая квартира, комфортабельная, но у меня сложилось ощущение, что в ней не жили. Квартира словно ждала, когда придет риэлтер и покажет ее новому жильцу. Только какой-то идиот оставил труп посреди гостиной.

Я нашел в чулане маленький коврик и прикрыл им кровяное пятно. Уж не знаю, зачем. Если бы кто-то стал искать кровь, то обязательно бы нашел. Затем закинул на плечо ковер с телом женщины и понес к двери. Тяжелый, очень тяжелый груз придавливал меня к земле. Я выключил свет и открыл дверь. Лифт ждал меня. Я занес ковер с телом в кабину, нажал кнопку. Дверь закрылась и кабина медленно поползла вниз.

Лифт вызывала женщина. Седая, за пятьдесят, в норковой накидке и с лорнетом. В руке она держала сложенный зонт.

— Этот дождь — просто кошмар, — поделилась она со мной своими впечатлениями.

— Все еще льет?

Она мне улыбнулась. Опыт подсказывал, что ее муж, отойдя в мир иной, оставил ей приличную страховку.

— Моросит. Но этот лифт. Его давно пора заменить. Еле ползает.

Я ей, конечно же, тоже улыбнулся в ответ. Она вошла в кабину и поднялась на третий этаж. Сие, скорее всего, означало, что с Шейлой Кейн она не знакома. Я вышел из подъезда абсолютно уверенным, что она меня не узнает. Такие женщины живут в собственном, обособленном от остальных, мире. Их главные заботы — лифт и дождь.

Действительно, дождь уже не лил, но ночь оставалась такой же темной. Уличные фонари пытались разогнать мрак, правда, без особого результата. Ковер с телом Шейлы я положил на заднее сиденье. Сам сел за руль, выехал на Пятую авеню, свернул к Центральному парку. Машин стало еще меньше. Я взглянул в зеркало заднего обзора, чтобы убедиться, что никто не следует за мной. Никто и не следовал.

Центральный парк — это оазис в пустыне или большая поляна посреди джунглей. Я петлял по нему в поисках укромного местечка. Наконец вроде бы нашел. Съехал на траву, заглушил двигатель и полной грудью вдохнул чистый, свежий воздух. Казалось, я совсем и не в Нью-Йорке. Открыл заднюю дверцу, вытащил ковер, положил на траву. Взялся за свободный торец, потянул. Ковер развернулся, тело Шейлы Кейн выкатилось на землю, дважды перевернулось и застыло, уткнувшись лицом в траву. В бардачке «шеви» лежал фонарик. Я достал его и бросил последний взгляд на женщину. Пуля не осталась в ее голове, вылетела наружу, проделав аккуратную дырочку в затылке. Я достаточно хорошо разбирался в криминалистике, чтобы предсказать заключение экспертов: убийца — мужчина, белый, тридцати или тридцати двух лет, в синем пиджаке, правша. Наука — это чудо. Я-то, увидев выходное нулевое отверстие, мог лишь сказать, что убийца унес пулю с собой.

Я выключил фонарик. Скатал этот чертов ковер, швырнул на заднее сиденье. Меня тошнило от ковров и трупов, запахов Центрального парка и смерти. Я подумал о Шейле Кейн, --">