Иван Зозуля - Чужое имя

на вешалку шинель и одернув под ремнем гимнастерку, Титов, как бы походя, спросил меня:

— Что это за антенна на четвертом сооружении? Ну, такая, — он покрутил руками в воздухе, — затейливой конфигурации. Каково ее назначение?

Я подробно доложил. Титов слушал меня не перебивая, а когда я закончил, сказал:

— Видишь ли, снимок этой самой штуковины оказался за границей уже после того сообщения, с которым ты познакомился осенью.

Он произнес это обычным, будничным тоном.

Меня же словно током ударило. Я просто опешил. Догадываюсь, как я выглядел в тот момент, потому что начальник заметил:

— Ты не смотри на меня, как на фокусника. Думаешь, я тебя разыгрываю? Нисколько, полюбуйся, — и он достал из кармана гимнастерки копию снимка.

Сомнений не было. Это была та самая антенна. Главная, основная антенна объектов.

— Как же так?! — только и смог произнести я.

— А вот так. Тот человек у нас. Человек действует. И, как видишь, активно. Он сумел собрать и передать секретные сведения. Сумел сфотографировать антенну и переправить снимок за границу, а мы...

— Вспомнил! Вспомнил, товарищ подполковник! Вспышка!

— Ты о чем это? Какая вспышка? — Титов удивленно смотрел на меня.

— Понимаете, месяца полтора-два тому назад я видел фотовспышку! — выпалил я.

— А, черт! — не сдержался Титов и со вздохом облегчения произнес: — Ты так заорал, что я готов был подумать: шпион у нас в кармане, — он улыбнулся, но сердито заметил: — Что ж ты раньше молчал? Рассказывай, да поподробнее.

...Однажды поздно вечером после совещания у командира части мы вместе с ним шли мимо технической территории. Вдруг я увидел у одного из зданий две или три короткие, но яркие вспышки. На вопрос, что это там так сверкает, командир ответил, что солдаты сваривают оконные решетки. Все же на другой день утром я пошел посмотреть на место работы сварщиков. Выяснилось, что они в тот вечер действительно делали решетки, но работали с другой стороны здания. Я еще раз обошел то место, где видел фотовспышки, но ничего подозрительного не обнаружил, если не считать следов от сапог...

— Анатолий Алексеевич, сейчас-то я совершенно уверен, что это были именно фотовспышки. И человек, оставивший следы, фотографировал именно эту антенну, — закончил я свой рассказ и показал на снимок.

Титов слушал меня молча и с как бы совершенно отрешенным, можно даже сказать, равнодушным видом. Он не смотрел в мою сторону и лишь машинально кивал головой, словно отмечая конец очередного предложения. На постороннего такая манера могла подействовать ошеломляюще, но я-то знал, что подполковник не пропускает ни одного слова и даже интонация той или иной фразы играет для него роль. Мысленно он мгновенно оценивал ситуацию, проигрывал, как шахматист, сразу несколько версий, причем ни одной из них сначала не отдавал предпочтения. Для него они все равны в смысле... своей сомнительности. Даже к установленным, казалось бы, фактам он подходил «от противного», старался прежде всего найти их уязвимые места и заносил их в актив следствия лишь тогда, когда все возражения были прочно и доказательно отметены.

Примерно того же он требовал и от подчиненных, но не всем, конечно, это удавалось. Подполковник не был прямолинейным педантом и не навязывал никому свою волю, но не любил самоуверенных всезнаек и болтунов. Он поощрял инициативу и умел не замечать промахов, если они были следствием неопытности, а не разгильдяйства и беспечности и не очень вредили делу. «Сомневайтесь, — всегда говорил он, — не в людях, а в своих суждениях о них, об их поступках, о мотивах их поведения. Сомнение — оборотная сторона уверенности».

— Н-да, — протянул наконец Титов. — Все это, конечно, интересно. Ну, а на следы ты обратил внимание?

— Конечно, но тогда как-то не придал нм особого значения, — чистосердечно признался я. — Правда, следы рассмотрел хорошо. Это были резиновые сапоги, примерно 41-42 размера, сильно поношенные. Каблуки скошены с наружной стороны. Да, вот еще вспомнил: на одном из каблуков был какой-то шип, а вот на правом или на левом, не скажу.

— Шипы на резиновых сапогах? Тут ты что-то путаешь. На них же каблуки литые! — Титов хитровато прищурил глаза.

— Знаю. Что я, никогда не носил резиновых сапог? Но я хорошо помню отпечаток. Я не утверждаю, что это был именно шип, может, просто прилип какой-то камешек или кусочек засохшей глины, но он отчетливо впечатался в грязь.

— А --">