Александр Геннадьевич Ушаков - Операция «Престол»

будучи классным аналитиком, никогда не верил в хитрость Сталина, ни в миролюбие Гитлера.

Более того, он с каждым днем все более убеждался, что Сталин и его окружение жили в каком-то иллюзорном мире, оторванном ими же самими от реальности.

Они не желалали даже слушать об истинной обстановке, если та противоречила собственным представлениям о том, или ином вопросе вождя.

Не испытывал он никакого почтения и к назначенному в июле 1940 года заместителем Начальника Генерального штаба РККА и начальником Главного разведывательного управления РККА Голикову.

Обладая практически всей информацией об агрессивных планах фашистского вермахта, Голиков сознательно передавал Сталину, который верил, что в ближайшие полгода Гитлер не нападет на СССР, разведывательные сводки с пометкой «дезинформация».

Бывший армейский командир и дилетант в разведке, он начал свою деятельность в разведке с того, что обрушился на кадровых работников.

Он упрекал их в том, что они слишком долго сидели за границей и обростали многочисленными связями с иностранцами.

Ему весьма тактично намекнули на то, что это и есть главнейшее условие глубины и надежности информации.

Однако тот только махнул рукой.

— Бросьте мне сказки рассказывать, — резко произнес он. — Настоящего большевика на мякине не проведешь!

И сейчас «настоящий большевик» был по сути дела единственным человеком в ГРУ, который искренне верил в «дружеские намерения Германии», а заключенный с ней пакт считал «продуктом диалектического гения товарища Сталина».

Именно с его подачи была разработана «баранья» теория, согласно которой Германия не рискнет напасть на СССР, не имея на складах миллионы бараньих полушубков.

Однако цены на шерсть в Европе не росли, и начальник ГРУ, несмотря на наличие проверенной информации о скором нападении Германии на СССР, продолжал нести на стол вождя утешительные сведения о том, что «подготовка германских армий на восточной границе есть маскировка перед высадкой фашистских войск в Англии».

Убежденный сталинист не мог даже и предположить, что в начале войны Сталин будет так испуган неожиданным поворотом событий, что начнет лихорадочно искать перемирия с фашистами на любых условиях.

Он прикажет Берии наладить контакт с Гитлером и предложит тому Прибалтику, Украину, Бессарабию, Буковину, Белоруссию и Карелию.

Отец всех народов будет готов отдать в рабство полстраны, лишь бы уцелел он сам и его режим.

Однако самонадеянный фюрер лишь презрительно поморщиться.

Да и зачем ему будет нужно это перемирие, если он и так возьмет это все в ближайшие месяцы?

Но когда страх пройдет и надо будет найти виновников катастрофы, Сталин расстреляет Павлова и обвинит во всех грехах разведку и, в первую очередь, военную.

В отличие от очень многих генералов, Голиков уцелеет и с началом войны во главе советской военной миссии отправится в Лондон и Вашингтон с заданием заключить соглашение с Великобританией и США о военном сотрудничестве.

После возвращения он будет командовать 10-й армией, участвовавшей в обороне Москвы.

Но все это будет потом, а пока Громов прекрасно знал о том, что его шеф подавал руководству только ту информацию, которая отвечала мнению И. В. Сталина.

Осуждал ли он его за это?

Нет, скорее понимал.

Громов часто думал о том, как бы повел он сам, будь он на месте Голикова.

И не находил ответа.

Ну, пошел бы он резать правду-матку, а что дальше?

А дальше получил бы на всю катушку.

В чем-в чем, а в этом он не сомневался.

Его посадили бы как провокатора и паникера.

А на его место пришел бы тот же Голиков, только и всего…

Да, он хорошо знал о том, что Германия не была готова к войне на все сто процентов, но он не сомневался и в том, что Гитлер не будет дожидаться того дня, когда Красная армия перевооружится и залечит ненесенные ее командованию Сталиным кровавые раны.

Не сомневался он и в том, что кадры для работы за линией фронта и в возможном тылу надо готовить уже сейчас, когда в их распоряжении еще имелось хоть какое-то время.

Но судя по словам Голикова, их этой возможности лишали.

Они посидели еще минут тридцать, пока не допили весь коньяк.

Беседа не клеилась.

Голиков был слишком подавлен тяжелым разговором со Сталиным, а откровенно говорить он боялся.

Да и какой в этом был толк?

Ни Москвин, ни Громов, ни он сам не --">