Микки Спиллейн - Тигр на свободе

посольство мы связались с семьей Кенов в Лондоне, с аристократической закрытой школой и одним из секретных отделов британской разведки. В результате выяснилось, что ей двадцать семь лет, она не замужем и недоступна. Впрочем, в этом ты убедишься сам.

Я откинулся на спинку стула и закурил сигарету.

— Ей тридцать девять лет, она австрийка по национальности и в 1945 году пыталась меня убить.

— О'кей, Тайгер, поделись со мной этой историей. Даю тебе две минуты, а потом мне нужно бежать. Может быть, удастся продать эту историю «Парамаунту».

— Пошел к черту, — сказал я.

Вилли взял поданный официантом счет и расплатился.

— Когда мы снова увидимся?

— Откуда мне знать? Как-нибудь позвоню.

— Ладно, в любое время. С тобой всегда весело. Если увидишь кого-нибудь из старых друзей, передавай от меня привет. Ты пойдешь на ежегодную встречу?

— Возможно.

— Постарайся. Терри Аткинс и Боб Шифер не смогут быть. Терри усмиряет беспорядки в Гондурасе, а Боб заработал рану во время охоты за шайкой контрабандистов в Лос-Анджелесе.

— Я слышал об этом.

— Да, полицейским несладко приходится. Мне на всю жизнь хватило гастролей в секретной службе во время войны. У меня слишком слабые нервы.

— А у кого они крепкие?

— У тебя, например, — ответил он, усмехнувшись. — Ну, пока, до встречи.

Вилли ушел, а я остался сидеть, пока не докурил сигарету. Потом погасил окурок и встал.

Судя по костюмам и дорогим сигарам, оба пожилых мужчины, сидевшие за столиком с Эдин Кен, были важными персонами. Они держали себя с уверенностью и достоинством, что дается лишь ощущением власти. Когда я подошел к их столику, они толковали об общем рынке и биржевых новостях. В уголках их глаз таилось предвкушение удовольствия: они ждали, что меня сейчас отошьют. Я сказал:

— Привет, Рондина!

Глава 2

Она с честью выдержала этот удар. Ее улыбка осталась невозмутимой. Мужчины обменялись вопросительными взглядами, и я объяснил:

— Старое прозвище.

Она пожала мне руку. Ее глаза блестели как волшебные озера. Глядя на нее, я понял, почему мужчины так сходили по ней с ума. Она была настоящей женщиной — зрелой и соблазнительной.

— Давно не виделись, дорогая, — сказал я и представился мужчинам: — Тайгер Мэнн^[1]. Забавное имя, но вину за это несет мой отец.

Одного из них звали Бертон Селвик, а другого — Винсент Харли Кейз. Оба были членами британской делегации при ООН, у обоих были прекрасные манеры. Они пригласили меня присесть за их столик. Педро принес мне стул, стакан с виски, и мы выпили за здоровье Рондины.

Селвик предложил мне сигарету. Я отказался и вытряс из пачки свою.

— Вы занимаетесь политикой? — У него был тщательно отработанный голос выпускника Оксфордского университета, в котором, однако, иногда слышались повелительные нотки, приобретенные на Даунинг-стрит.

Поверх пламени спички я взглянул на Рондину. Она сидела, наклонившись вперед, и с чуть заметной улыбкой поглядывала на огонек своей сигареты.

— Нет, не политикой. Но это можно назвать международными отношениями.

— Понимаю.

Он ничего не понял, это была простая вежливость.

— А как твои дела, дорогая?

— Хорошо, мистер Мэнн.

— Раньше я был для тебя просто Тайгером. — Ее улыбка была по-прежнему спокойной.

— Хорошо, пусть будет Тайгер. А ваши дела?

— Неплохо. Меня удивила наша встреча.

Она сделала небрежный жест.

— Земля вертится, время идет. Нужно жить и забывать.

— Все забывать? — спросил я.

Ее глаза блестели. Я попытался вспомнить, как она выглядела в последний раз в той маленькой комнатке в Гамбурге. Британская авиация бомбила город, и через две минуты сюда должен был ворваться Кол Хагерти и разнести в клочья это шпионское гнездо… но Рондина опередила Кола: она хорошо знала все женские хитрости. Нелегко стрелять в красивую обнаженную женщину. Кол засмотрелся и не заметил «люгера» в ее руке.

Винсент Кейз бросил взгляд на часы и погасил сигару в пепельнице.

— Ну, я думаю, нам лучше оставить вас наедине с воспоминаниями. Мы еще заглянем в бюро, но все заседания перенесены на следующую неделю, так что вы можете остаться, дорогая. Мистер Мэнн был очень рад познакомиться.

У него чувствовался легкий шотландский акцент.

— Что касается меня, — сказал Бертон Селвик, — мой день закончен. В пятьдесят быстро устаешь, а если еще к тому же побаливает желудок, то --">