Питер Чейни - Мрачная комедия

будет стоять у двери кафе, куря свою изогнутую трубку, наполненную рядовым «Кейпорелл», размышляя, куда же делся никчемный, пьяный Филиппе… Черт побери Воланона… к черту! Вместе с «Кафе Воланона»… вечное проклятье «Гаражу Воланона»!

Он поднялся, поднялся очень медленно. Затем постоял в прохладной роще, думая о дергающей боли в левой руке.

Боль уходила и обычно возвращалась. Скоро, очень скоро. Но это будет уже не сегодня. Она возвратится завтра. Она всегда возвращалась на следующий день.

Потом он вспомнил Эвлалию. Его лицо изменилось, стало мягче. Синьорита Эвлалия Гуамарес… Восхитительная, прекрасная и соблазнительная синьорита Эвлалия Гуамарес, которая жила в великолепном доме в Эдифацио Ультраморе, в Копакабане, Рио-де-Жанейро. В его памяти проплыла картинка… Казалось, это было так давно.

Он увидел себя. Он выходил из ванной, и солнце вливалось через открытые окна комнаты и сияло на белоснежном ковре, на выкрашенных в бледно-желтый цвет стенах. На нем был махровый халат в широкую бледно-серую и черную полоску. Настоящий халат. У него ничего не было одето под халатом, и он прошелся по белоснежному ковру босиком. Хорошей формы ноги ступали по ковру, как кошачьи лапы. Он подошел к радиоле и поставил пластинку. Нежная музыка танго казалась нагретой солнцем.

Он стоял перед радиолой, покачивая головой в такт музыке и куря маленькую черную сигару, запах которой он мог чувствовать еще сейчас… а когда повернулся, Эвлалия стояла в дверном проеме маленького зала, который вел из ее комнаты. На ней был кружевной пеньюар, из-под которого можно было видеть маленькие вельветовые домашние туфли. Волосы ее были темными, удлиненное лицо бледным, на нем выделялись ярко-вишневые губы. Большие карие глаза были очень красивы. Когда она улыбалась, солнце становилось ярче, и вы чувствовали, что вам немедленно хочется ее поцеловать, что вы просто обязаны это сделать.

Она оперлась рукой о стену, улыбнулась ему и сказала:

— Говорят, что можно быть слишком счастливым, но это счастье чересчур сладкое, чтобы быть долгим, мой Шон.

Она вышла. Он засмеялся, потому что она говорила ерунду — сладкую ерунду.

Он стоял перед радиолой, слушая потоки жаркого, нежного танго, пританцовывая под музыку.

И звонок зазвенел.

Звук дверного звонка был подобен входу в тиссовую рощу, о которой он тогда еще ничего не знал. Было такое ощущение, как если бы кто-то положил мертвую холодную руку на твою грудь. Именно таким показался ему звук дверного звонка.

Он быстро подошел к двери и открыл ее. За дверью стоял, улыбаясь, с запиской в руках Виллис — курьер английского посольства. О'Маре продолжал слышаться голос Эвлалии: «Это счастье чересчур сладкое, чтобы быть долгим, мой Шон»…

Он взял записку, и Виллис ушел. Это была расшифровка письма, вероятно посланного дипломатической почтой Куэйлом. В ней коротко сообщалось:

«Возвращайся немедленно. Игра закончилась.

Куэйл».

Вот так было.

И он оделся и написал записку Эвлалии в то время, как она была в ванной. Он написал: «Извини, Эвлалия… но есть еще кое-что в моей жизни. И довольно давно. Я должен идти. Шон». И выскользнул из комнаты, оставив все свои вещи, оставив все. Потому что это был самый легкий путь уйти. Самый легкий для нее, для него, и это предотвращало множество упреков. Пусть даже справедливых.

Это был мистер Куэйл, это был… Возвращайся… игра закончилась… Проклятый Куэйл.

А теперь он стоял в тиссовой рощице, где было холодно в жаркий день. Он стоял и размышлял, и пытался хоть что-то понять в этой жизни, понять разумом, который на три части оцепенел от дрянной выпивки, а оставшаяся часть не очень-то и хотела что-то понимать.

Но выпивка была необходима. Во всяком случае, так казалось. И кто, черт возьми, был он, чтобы спорить… Никто никогда не спорит с мистером Куэйлом. Ну… не более двух раз. И ни о чем серьезном.

Это было несправедливо. Потому что, когда тебе захотелось быть чем-нибудь и когда для этого пришло время, у тебя уже не было мозгов, не было принципов, ничего не было. Ты был уже просто пьяница. А если бы ты не был горьким пьяницей, то время бы и не пришло. Поэтому, так или иначе, ты оказался в аду. Спасибо, мистер Куэйл… большое спасибо… Черт возьми тебя, мистер Куэйл, и я надеюсь, что это исполнится и ты попадешь под автобус в туманный день, и черт с тобой.

Его затошнило. Он стоял, наклонившись к дереву, ожидая, --">