Сергей Майдуков - Лютый беспредел

рожа.

Подмигнув оторопевшему двойнику, он сел, включил компьютер и стал просматривать сводку криминальных происшествий в Терешковском районе, частью которого являлся его участок. По причине ледяного дождя ночка выдалась относительно спокойная. На подотчетной территории Геннадия Ильича вообще не приключилось ни одного преступления. Машины не угоняли, женщин в лифтах не насиловали, ларьки не грабили. Благодать! Всегда бы так.

Геннадий Ильич хотел было погонять цветные шарики на компьютерном экране, когда позвонил дежурный по району и велел ехать на рынок, там опять бандитская разборка приключилась, три пулевых ранения, одно смертельное.

Майор Карачай, вздыхая, натянул узковатый кожаный плащ и такую же черную кепку. Рядом на вешалке висел прозрачный дождевик с капюшоном, который купила ему жена, уверенная, что никакие плащи и зонтики от ливней не спасают. Дождевик вызывал неприятные ассоциации с презервативом, поэтому Геннадий Ильич его так и не надел ни разу. Сегодня его рука сама потянулась к полиэстеровой накидке. Хворать было нельзя, никак нельзя. Больничный лист мог напомнить начальству о возрасте старшего участкового инспектора Терешковского микрорайона, а это было лишним.

В задумчивости пошуршав полиэстером, он пробормотал: «Мы в полиции, а не в институте благородных девиц», — запер дверь участка, погрузился в свою видавшую виды «шкоду» и поехал на рынок.

Как уже неоднократно отмечалось, район, в котором он жил и работал, назывался Терешковским. Кто и почему назвал его именем первой советской женщины-космонавта, являлось тайной, покрытой мраком. Никаких космодромов и космических объектов в Неверске сроду не водилось. Когда-то на месте Терешковского микрорайона находился военный аэродром, но маленький, временный, просуществовавший недолго. Зато в этих местах часто и охотно расстреливали и хоронили убиенных во рвах, одинаковых, что при Сталине, что при Гитлере, что снова при Сталине. Ревнители исторической справедливости раскопали пару братских могил, сфотографировали черепа с костями, а на их месте возвели мемориалы: бетонный крест, опутанный настоящей колючей проволокой, и плиту из мраморной крошки с фамилиями опознанных жертв тоталитаризма. На большее их не хватило, большего никто от них и не требовал. Ныне живущим не было дела до забот прошлых поколений. Вскапывая свои незаконные огородики, они совершенно не задумывались, чьим прахом удобрена их землица, на чьих костях взращена их картошечка, свеколка и морковочка.

Огороды эти были постоянной головной болью майора Карачая, потому что самовольные захватчики земельных наделов препятствовали свободному хождению граждан, стремившихся в лесополосы и рощи, чтобы выгулять там своих четвероногих питомцев или оздоровиться посредством бега трусцой. Как только начиналась пора первых урожаев, огородники выставляли сторожевые посты, несшие дежурство в хлипких хибарках и преграждавшие тропы, дабы злоумышленники не надергали себе лука и редиски. На этой почве даже случались мордобои, а недавно один не в меру активный земледелец проломил голову мальчику, позарившемуся на его малину. Майору тогда здорово влетело. До самой осени пришлось ему бродить по полям, снося хибарки и разгоняя огородников. И все в одиночку, потому что помощника участковому не полагалось, а у патрульной службы своих забот хватало.

Геннадий Ильич вспомнил эту историю, потому что ехал к рынку по объездной дороге, пролегавшей мимо огородов. Теперь на них было темно и безлюдно, вокруг вскопанных клаптиков земли высились белесые заросли бурьяна, из которых отсвечивали глаза бродячих кошек и собак. Блочные девятиэтажки беспорядочно высились там и сям, и редкие светящиеся окошки наводили тоску и печаль, понятную только тем, кто рос и жил в подобных спальных районах, как бы они ни назывались и в каких бы сторонах света ни находились.

Миновав пустырь, Геннадий Ильич свернул на узкую дорогу, покрытую выбоинами и непросыхающими лужами. «Шкоду» подбрасывало и раскачивало, как утлое суденышко, попавшее в жестокий шторм. Дождь не прекращался, пришлось включить дворники, чтобы избавиться от мутных водяных потоков, стекающих по лобовому стеклу. С одной стороны тянулась бесконечно длинная многоэтажка, прозванная в народе Китайской стеной. По левую руку угадывался темно-зеленый забор рыночной площади из металлических листов, местами отогнутых, местами --">