Иосиф Абрамович Гольман - Похищение Европы

расстроенному Мильштейну.

– Не ссы, Мойша! Парашют патентованный!

* * *

И, под вой взревевшего двигателя, взлетел, даже не коснувшись ногами набегавших волн.

* * *

Мильштейну не нравилось, когда дорогие ему люди летали как птицы.

Поэтому он, по старой российской привычке, сорвал зло на подчиненных.

– Какого х… расселись? – заорал он на Леху с Мусой, хотя те и не думали садиться. – Наблюдайте за скалами!

Алеха снова схватился за бинокль, Муса тоже стал делать вид, что наблюдает.

Катер тем временем повернул на девяносто градусов и пошел вдоль берега, в сторону Бенидорма. Над ним, на высоте десятиэтажного дома, летел счастливый Болховитинов.

Через четверть часа катер развернется и пойдет обратно. Самое сложное – посадка: можно о песок ободраться, а можно и ноги сломать. «Ничего, парашют патентованный», – повторял ободряющую фразу Мильштейн, как вдруг его внимание привлек световой блик на скале метрах в семистах от пляжа.

– Бинокль! – заорал он Алехе, но тот уже и сам все видел.

– Там снайпер! – сдавленно выдохнул Алеха. – Он целится!

Мильштейн схватился за рацию.

– Блоха, прыгай! Прыгай! – перекошенным ртом орал Семен. – В тебя стреляют!

Рация не отзывалась: несмотря на все просьбы Мильштейна, в небе Болховитинов постоянно ее отключал. Чтобы не мешала.

– Прыгай, Блоха! – теперь уже беззвучно молил Мойша, не в силах что-либо изменить в происходящем. – Прыгай, пожалуйста! – В воде был бы шанс спастись: у стрелка ограничен угол обзора.

Но – не судьба. Три хлопка почти слились: работа высокого профессионала. А с неба полетели – видимые даже без бинокля – вырванные крупнокалиберными пулями куски ткани гидрокостюма и человеческой плоти.

* * *

Побелевший Мильштейн пару секунд стоял молча. Потом почти спокойно приказал ошарашенным подчиненным и перепуганному испанцу вытащить тело, а сам неспешной походкой направился к «рейнджроверу», не забыв изъять у Алехи бинокль. Вообще-то его машиной был «бимер», но сейчас ему нужен был «рейндж».

* * *

В одно касание машина преодолела первый подъем, но крутиться по серпантину, выезжая на 322-ю дорогу, Мойша не стал. На первом же правом повороте – точнее, намеке на поворот: может, от строителей трассы осталась дорожка, а может, от древних римлян – свернул по направлению к стрелку. Подобие дороги кончилось через двести метров, но этого оказалось достаточно: Мильштейн внимательно разглядел и одежду человека, и марку машины, в которую тот торопливо залез, – темно-синий «джимни», небольшой джипчик, явно взятый в прокате.

– О’кей, – улыбнувшись, сказал Мойша. И каким бы ни был профессионалом удачливый стрелок, если бы он видел эту улыбку, то вряд ли остался бы равнодушным.

«Ровер» сдал назад и полез по серпантину вверх. Пару раз Семену удалось спрямить дорожные петли, пользуясь автоматом курсовой устойчивости «рейнджа».

Очень скоро он был на абсолютно пустынном шоссе, причем в полной уверенности, что сделал это раньше киллера. Теперь все зависит от того, в какую сторону направится стрелок.

«Джимни» вылетел навстречу за четвертым поворотом. Мильштейн еле справился с желанием устроить лобовую, но вовремя остановился. Даже, пожалуй, очень вовремя, потому что этот «джимни» был не синим, а светло-зеленым. И за рулем сидела средних лет дама.

Мойша выругался со всем умением, приобретенным за годы напряженной работы: от афганских будней до «стрелок» с разного рода бандюками, названия группировок которых повторяли едва ли не все наименования московских и подмосковных районов.

Он втопил в пол акселератор, со свистом разъехался с не тем «джимни» и помчался в гору, в погоню за убийцей. Еще два виража на пустынной дороге, и синий «джимни» – тот самый! – в прицеле.

«…Если бы», – вздохнул про себя Мильштейн. Из оружия в машине только ружье для подводной охоты. Впрочем, и киллер вряд ли потащил с собой огнестрельные улики. Да хоть бы и потащил – Семена это не остановит.

Водитель «джимни» заметил «рейндж» и сразу все понял: он наверняка разглядел в свою мощную оптику машины, стоявшие на пляже. Скорость погони резко возросла, ограниченная лишь радиусами виражей серпантина. Желто-серые скалы мелькали слева. Справа не было ничего. Встречных, к счастью, тоже пока не было.

Дистанция резко сократилась, и пару раз Семен видел бешеные глаза оборачивавшегося водителя «джимни», что принесло Мильштейну мрачное --">