Иван Васильевич Черных - Охота на бизнесменов

ночлежке. Можешь не ждать.

Они свернули на глухую улицу, не освещенную и пустынную, как ущелье, и Михаил притормозил.

— Быстро!

Солдат, схватив из кейса несколько пачек, рассовал их по карманам и выскочил в темноту.

Михаил включил скорость и дал газ. Ехал неторопливо, разглядывая дворы, куда можно загнать машину.

Позади никого не было видно.

Недалеко от центра он увидел двухэтажный кирпичный дом в лесах — ремонтируют, — с пустыми глазницами окон. Завернул за него, выдернул провод, служивший ключом зажигания. Свет фар и освещения кабины погас.

Посидел немного. Тишина. У дома и на прилегающей улице по-прежнему ни души. Михаил закрыл кейс — солдат так торопился, что оставил его открытым — взял за ручку и тихонько вылез из машины. Захлопнув дверцу, направился к центру, к автобусной остановке.

15

Тобратов сидел в кабинете, листая газеты и ожидая звонка от своих помощников. Шел шестой час вечера. Сотрудники завершали служебные дела, а кое-кто уже потихоньку вышмыгивал из кабинетов. Тобратову торопиться было некуда, дома никто его не ждал. Вчера жена позвонила из села: добрались нормально, все у них хорошо. Письма и телеграммы он запретил слать: легко вычислить, где они. Как только покончат с Петропавловским, Геннадий Михайлович даст им команду возвращаться.

Собравшись домой, зашел к нему капитан Приходько, расстроенный, злой.

— Все, Геннадий Михайлович, — махнув рукой, заявил с порога кадровик, — ухожу.

— Ты не пори горячку, все уладится.

— Надоело. Весь день он меня пытал, как фашист партизана: где, почему, когда. И ничему не верит. Послушай, откуда такие дураки берутся? И ведь не кто-нибудь, а следователь по особо важным делам.

— Ну, дураков, говорят, не сеют и не сажают, они сами всюду, как сорняк, вырастают. Прости ты ему. Сейчас поветрие: органы повязаны коррупцией, слились с мафией… И впрямь милиция наша здорово замусорена. Разве не правда? Один наш Петропавловский чего стоит. И ты обижайся, не обижайся, а прохлопали. И ты, и я. Премии ему чуть ли не каждый месяц выдавали: исполнительный, общественную работу ведет, тренирует личный состав. А чем он в свободное время занимается, никто не интересовался. Полуэктов, конечно, случайный человек в следственных органах. Но, к сожалению, умные люди не особенно рвутся в милицию. И таких энтузиастов, как мы с тобой, не густо. Но кто-то ведь должен этим заниматься, иначе вообще жить будет страшно.

— Утешил! — усмехнулся Приходько. — Вот потому я и не хочу больше в дураках ходить. И не заслуживают наши люди, чтобы за них жизнью рисковать. Думаешь, соседи не знали, чем Петропавловский занимается? Знали. Но никто не пришел к нам, не сказал. А зачем? Наша хата с краю…

— Ты брось на весь людской род обижаться. Может, кто-то и знал. Но боялся. И в этом мы с тобой тоже виноваты, не можем защитить доносчиков…

Их диалог прервал телефонный звонок. Тобратов схватил трубку.

— Упустили, Геннадий Михайлович, — торопливо, будто захлебываясь после быстрого бега, доложил старший лейтенант Навроцкий. — С деньгами. Не побоялся, сукин сын, послать своего пособника прямо в кабинет к Биктогирову. А Петропавловский у автосервиса в машине сидел, — Навроцкий перевел дух и продолжил: — Пока мы выскочили, он по газам — и не на трассу, не в город по хорошей дороге помчался, как мы ожидали, а свернул в глухой переулок… Ко всему, водитель наш, Тимофеев, раззявой оказался: не заметил, как Петропавловский колесо ему проколол. В общем, снова ушел наш доблестный тренер. «Девятку», в которой он приехал к автосервису, мы нашли, а его и сообщника ищем. Вызвали кинолога с собакой… Перезвоню, как только что-нибудь прояснится. Побежал, — Навроцкий положил трубку.

— Дела-а-а, — вышел из-за стола и заходил по кабинету Тобратов.

— Петропавловский? — спросил Приходько.

— А кто ж еще! А ты: «рапорт»… Забери и подключайся в дело. Поймать эту сволочь — наша святая обязанность.

— А что мне делать?

— Бери пистолет и отправляйся к школе. Скажешь Кузнецову, что я тебя прислал. Петропавловский, по моим расчетам, туда должен податься.

Приходько, крутнувшись на сто восемьдесят градусов, по-военному, энергичным шагом направился к двери.

Прошло еще два часа, длинных, как сама вечность, томительных, как беспросветная мучительная дорога, полная опасностей и неожиданностей. И хотя он ждал телефонного звонка, треск его --">