Михаил Матвеевич Бойков - Рука майора Громова

Холмин.

— По какому делу? — спросил майор.

— Почти аналогичному теперешнему. Расследовал одно убийство. Выяснилось, что убийцами были чекисты.

— Долго вы тогда просидели в тюрьме?

— Четыре месяца.

— На сей раз имеете шанс менять червонец^[4], поелику сыпанулись^[5] дважды, — угрожающе заметил капитан.

— Совать нос в наши дела без нашего разрешения, никому не рекомендуется, — добавил майор.

Его речь странно дисгармонировала с крикливым фальцетом и выражениями капитана. Последний, в произносимые им фразы, вставлял множество, старинных русских и новейших жаргонных слов. Получалась причудливая смесь «славянского с советским». Майор говорил по-русски правильно, хотя и с очень заметным акцентом, советским жаргоном пользовался сравнительно редко, но его басистый глухой голос звучал, как из бочки.

Задав еще несколько вопросов Холмину о его следственном деле, майор спросил:

— Вы знаете, кто я?

— Слыхал, — ответил Холмин. — Вы начальник городского отдела НКВД майор Бадмаев.

Энкаведист утвердительно кивнул своим вдавленным подбородком, а затем указал им на обладателя вытянутой физиономии и крикливого фальцета:

— А это мой заместитель, капитан Шелудяк. Будьте знакомы.

Вытянутая физиономия принужденно осклабилась. Холмин тоже попытался улыбнуться, но безуспешно.

— Так вот, — продолжал Бадмаев, обращаясь к нему, — мы решили позволить вам еще раз сунуть нос в наши дела. Недавно, при загадочных обстоятельствах, были убиты два сотрудника городского отдела НКВД. Убийца или убийцы не обнаружены. Согласны вы взяться за расследование?

Глава 2 Криминальная теория Холмина

Услышав предложение майора Бадмаева, Холмин, на несколько мгновений, потерял дар речи. Оправившись от изумления, он произнес нерешительно и запинаясь:

— Такие вещи нельзя решать сразу, гражданин начальник отдела. Мне нужно подумать.

— А нам нужно сразу, — возразил Бадмаев. — Думать некогда. Дело очень серьезное.

Капитан Шелудяк фальцетом поддержал его:

— Вопрос воздвигнут ребром, подследственный Холмин. Наипаче, что ожидаются еще новые мокрые дела^[6]…

Александру Холмину никак не хотелось помогать энкаведистам, видимо попавшим в очень затруднительное положение, по сказать об этом им — властителям и распорядителям его тюремного бытия — он не решался. В любой момент любого подследственного они могли послать на «конвейер». Поэтому он молчал, тщетно подыскивая слова для возражений энкаведистам.

Бадмаев взглянул на золотой браслет часов и сказал:

— Хорошо. Я даю вам на размышления десять минут. Думайте…

Минуты уходили одна за другой. Холмин думал, но ничего подходящего придумать не мог.

Майор снова взглянул на часы, потом на подследственного.

— Ну? Подумали?

— Дондеже думать можно?! — возмущенно взвизгнул Шелудяк, Холмин решился.

— Можно говорить откровенно, гражданин майор? — спросил он.

Бадмаев утвердительно мотнул подбородком.

— Говорите.

— Вот что, граждане, — начал Холмин. — После двух арестов, сидения в тюрьмах и катанья на конвейере у меня нет никакого желания путаться в ваши дела и расследовать ваши убийства…

— Наши?! — фальцетно воскликнул Шелудяк. — Сие есть лжа мерзопакостная. Трепня в общем и целом. Вороги лютые пришивают нас из-за угла, а вы сказываете такое непотребство. Стыдитесь, гражданин подследственик.

— Прошу извинения, — поторопился успокоить его Холмин. — Я не совсем точно выражаюсь. Не ваши, а вас. То-есть, убийства, жертвами которых становитесь вы, энкаведисты. Говоря коротко, я не хочу больше распутывать никакие уголовные дела. С меня хватит двух арестов. Ищите себе других детективов.

— Не хочешь?!

Бадмаев с такой силой стукнул кулаком но столу, что капитан Шелудяк очень тоненько и довольно продолжительно икнул.

— Не хочешь?! Заставим!

Подследственный вздрогнул и побледнел, но решил сопротивляться до последней возможности. Стараясь говорить спокойно, он начал доказывать энкаведистам невыполнимость их требований:

— Заставить меня вы, конечно, можете, но какая от этого будет польза? Ведь работать над раскрытием преступления, это совсем не то, что давать вымышленные показания на допросе по требованию следователя НКВД.

Шелудяк, подскочив на стуле, раскрыл было рот для возражений, но Бадмаев кивком --">