Лев Константинович Корнешов (Лев Константинов) - Пуля для бизнес-леди

как станет жить дальше. В тринадцать она рассталась с иллюзиями, и это было самое правильное, что она могла тогда сделать.

В пионерском лагере «Искорка», куда она приехала уже в третий раз, её соблазнил пионервожатый Володя. Он нравился ей — стройный, спортивного склада, у него были такие загадочные темные глаза и длинные-предлинные ресницы. Володя лучше всех играл в волейбол, а когда в походе вышагивал впереди отряда в коротких шортах, трудно было отвести взгляд от его крепких ног и широких плеч. Ко всем девочкам он относился одинаково приветливо, доброжелательно, и она даже подумать не могла, что Володя как-то выделит именно её. Как-то раз Володя остановил её после вечернего построения и, оглянувшись — не слышит ли кто, тихо сказал:

— Когда все уснут, приходи в мою комнату… — И добавил, пряча глаза: — Но чтобы никто не видел тебя и не слышал…

Настя чуть приметно кивнула и отвернулась от него, чтобы не заметил, как обдало её жаром.

Она пришла… Володя уже обошел перед сном спальни, пожелал всем спокойной ночи и оставил дверь в свою комнату полуоткрытой, выключив свет. Она проскользнула в серую темноту, больше всего опасаясь что-нибудь задеть и с грохотом опрокинуть. Володя сидел у стола. Он поднялся ей навстречу, нашел её руку, посадил на стол и сел рядом с собой. Он ничего не говорил, а просто взял её лицо в свои ладони, повернул к себе, и поцеловал в губы.

Настя пришла в ночной пижаме, так как заранее прикинула, что если оденет юбку с кофточкой или спортивный костюм и в этом наряде её заметят девчонки, то сразу догадаются, куда она собралась. Не к кому, а куда и зачем…

Володя расстегнул пижаму, губами нашел её грудь, мягко взял набухший сосок в губы и поцеловал его. Настя совсем ошалела, все завертелось перед глазами, с нею происходило что-то странное, неизвестное и пугающее, но не было сил остановить это.

— Сколько тебе лет? — тихо спросил Володя.

— Тринадцать, — ответила она и поспешно добавила: — Четырнадцатый…

— А я считал — пятнадцать…

Он чуть отодвинулся от нее, словно испугался, но, увидев её полураскрытые губы и покорные глаза, пробормотал странное:

— Ну, поздно уже об этом думать.

Володя целовал её, и она подставляла ему свои губы. Когда Володя попросил: «Встань», — она поднялась со стула, не зная, зачем это ему, ведь им и так хорошо. Он сдвинул её пижамные штанишки на бедра и замер, словно ожидая, что она запротестует. Но Настя молчала, и Володя, осмелев, опустил штанишки ещё ниже. Он осторожно подвел её к кровати, и Настя, сжав неожиданно задрожавшие губы, легла на прохладную простыню. Ей хотелось, чтобы он сказал что-нибудь ласковое и нежное, но Володя торопливо снимал с себя одежду, потом вспомнив, повернул ключ в двери, плотно закрыл окно и задвинул шторы. Стало совсем темно, и Настя подумала, что ещё не поздно вскочить и убежать, но Володя уже лежал рядом, положив её голову себе на локоть, и снова целовал, жадно покусывая Настины губы. Но ей было совсем-совсем не больно. Он привалился к ней всем своим телом, и она ощутила себя вдруг маленькой и беспомощной, силы совсем её покинули. Настя тихо, чуть слышно застонала, когда почувствовала его руку у себя на животе и ниже, на том тайном местечке, к которому она и сама опасалась притрагиваться. Теперь уже было поздно что-либо предпринимать, и она послушно приподнялась, когда он снимал с неё трусики.

— Володя, не надо, я боюсь, — прошептала она, но он уже ничего не слышал и ей пришлось подчиниться ему.

Володя жадно приник к её губам и совсем лег на нее, не тяжело — бережно, раздвигая её ноги. Она послушалась, думая лишь об одном — раз так надо любимому Володе, пусть скорее все случится. Она крепко закрыла глаза, оцепенела в предчувствии боли, о которой шептались прошедшие через это девчонки. Володя не торопился, он ласкал её, стараясь нежными движениями смягчить её окаменелость, и она немного оттаяла, но дыхание у неё стало прерывистым, и вся она чувствовала себя совершенно беспомощной.

— Только не кричи… не кричи… — зашептал Володя.

Желание стало нестерпимым, она уже сама старалась лечь так, чтобы ему было удобно. Он попросил её непонятное: «Закуси губки», — но она уже решила, что во всем будет слушаться его, и плотно сжала губы.

— Я боюсь, — шепнула Настя еле слышно.

Он уже входил в нее, вначале медленно, словно на ощупь прокладывая себе тропку, потом сильнее и сильнее. Она попыталась --">