Морис Леблан - Арсен Люпен — благородный грабитель

«Прованс» осмотрели снизу доверху, обшарили все углы. Обыскали все без исключения каюты под вполне разумным предлогом, что ворованные вещи наверняка спрятаны где угодно, но не в каюте преступника.

— В конце концов что-нибудь да обнаружат, не так ли? — спрашивала меня мисс Нелли. — Каким бы колдуном ни был этот Люпен, ему не удастся сделать бриллианты и жемчуга невидимыми.

— Ну конечно, — отвечал я, — в таком случае нам бы следовало заглянуть за подкладки наших шляп, пиджаков, осмотреть все, что на нас надето.

И показав на мой «Кодак», которым я без конца фотографировал ее в разнообразнейших позах, добавил:

— Даже в аппарате величиной не больше этого хватило бы места для всех драгоценных камней леди Джерланд, вы согласны? Достаточно притвориться, что снимаешь, и дело в шляпе.

— Однако я слышала, что не бывает воров, не оставляющих никаких следов.

— Такой только один: Арсен Люпен.

— Как ему это удается?

— Как? Он всего-навсего продумывает не только предстоящую кражу, но и все обстоятельства, которые могут выдать его.

— Вначале вы больше верили в успех.

— Но ведь теперь я видел его в деле.

— И что же, по-вашему, будет?

— По-моему, мы зря тратим время.

И действительно, поиски не дали никаких результатов, а если и дали, то полученный итог — исчезли часы капитана — не имел отношения к всеобщим усилиям.

Разъяренный капитан удвоил рвение, еще пристальнее стал следить за Розеном и несколько раз вызывал его на беседы. На следующий день — ирония судьбы — часы были обнаружены среди пристяжных воротничков его старшего помощника.

История с часами была похожа на фокус и явно выдавала шутливые повадки Арсена Люпена, грабителя, конечно, но грабителя, действовавшего из любви к искусству. Бесспорно, воровал он по призванию, но бывало и ради развлечения. Создавалось впечатление, что этот господин забавляется, присутствуя на представлении пьесы, которую сам поставил, и, стоя за кулисами, хохочет во все горло, наслаждаясь остротами и мизансценами, придуманными им самим.

Определенно он был в своем жанре артистом, и я, глядя на мрачного и непреклонного Розена, думая о той двойной роли, которую, без сомнения, играл этот удивительный человек, не мог говорить о нем без некоторого восхищения.

Однако позавчера ночью вахтенный офицер услышал, как кто-то стонет в самом темном углу палубы. Приблизился. Перед ним лежал человек; голова его была замотана толстенным серым шарфом, запястья связаны тонкой веревкой.

Несчастного освободили от пут. Подняли, оказали помощь.

И выяснилось, что это Розен.

Да, Розен, на которого напали во время одной из его ночных экспедиций, свалили с ног и обобрали. На визитной карточке, приколотой булавкой к его одежде, было написано:

«Арсен Люпен с благодарностью принимает десять тысяч франков от месье Розена».

На самом деле в украденном бумажнике лежали не десять, а двадцать купюр по тысяче франков.

Естественно, беднягу обвинили в том, что он разыграл это нападение, то есть напал сам на себя. Но помимо того, что самому так связать себя невозможно, примечательным было другое: почерк на карточке совершенно не похож на почерк Розена, и более того, очень напоминает — просто не отличишь — почерк Арсена Люпена, воспроизведенный в найденной на борту старой газете.

Итак, Розен больше не был Арсеном Люпеном. Розен опять стал Розеном, сыном торговца из Бордо! А присутствие Арсена Люпена подтвердилось в очередной раз, да еще каким ужасным образом!

Началась паника. Пассажиры не решались теперь оставаться по одному в каюте и тем более не отваживались гулять в слишком уединенных местах. Потихоньку люди стали группироваться по принципу взаимного доверия. Но в то же время инстинктивная настороженность разделяла ближайших друзей. Потому что угроза уже исходила не от какой-то одной, оказавшейся под подозрением и, следовательно, не столь уж опасной личности. Теперь Арсеном Люпеном… стал каждый. Наше до предела взбудораженное воображение приписывало ему чудесное и безграничное могущество. Полагали, что он способен принимать самые неожиданные обличья, по очереди быть почтенным майором Роусоном или благородным маркизом Раверданом и даже — поскольку разоблачительная буква Р теперь уж никому не мешала думать по-своему — любым другим пассажиром, имеющим жену, детей и прислугу.

Первые беспроволочные депеши не добавили ничего нового. Во всяком случае капитан помалкивал, и это --">