Морис Леблан - 813

возвращения.

Шапман слегка пожал плечами. Несомненно, Хозяин Мыса со своими необъяснимыми страхами вел себя немного странно. Какому риску можно подвергнуться в отеле, особенно если не держишь на себе или около себя никаких ценностей, никакой крупной суммы?

Они услышали, как открывается дверь прихожей. Это был Эдвард.

Господин Кессельбах окликнул его.

– Вы в ливрее, Эдвард? Прекрасно! Я никого сегодня не жду, Эдвард… точнее, будет один визит, господина Гуреля. До тех пор оставайтесь в прихожей и следите за дверью. Нам с господином Шапманом предстоит серьезно поработать.

Серьезная работа продолжалась несколько минут, в течение которых господин Кессельбах изучил свою почту, просмотрел три или четыре письма и указал, что надо ответить. Но тут вдруг Шапман, который сидел с пером наготове, заметил, что господин Кессельбах думает о чем-то другом, а не о письмах.

Он держал между пальцев черную булавку, изогнутую в виде рыболовного крючка, и внимательно рассматривал ее.

– Шапман, – сказал он, – посмотрите, что я нашел на столе. Очевидно, она что-то означает, эта изогнутая булавка. Вот она, улика, вещественное доказательство. И вы не можете больше утверждать, что в эту гостиную никто не проникал. Ибо, в конце-то концов, не могла же эта булавка появиться здесь сама по себе.

– Разумеется, нет, – отвечал секретарь, – она тут появилась благодаря мне.

– Как это?

– Булавка прикрепляла к воротничку мой галстук. Вчера вечером я снял ее и машинально сгибал, пока вы читали.

– Вам наверняка смешно, Шапман… и вы правы… Я не спорю, пожалуй… после моей последней поездки на Мыс я стал немного странным. Дело в том, что… Вы не знаете, но в моей жизни есть кое-что новое… потрясающий проект… вещь невероятная… которую я лишь угадываю в тумане будущего, но которая, однако, вырисовывается… и это будет грандиозно… Ах, Шапман, вы представить себе не можете. Деньги, мне плевать на них, у меня они есть… их слишком много… Но это, это больше, чем деньги, это могущество, сила, власть. Если действительность соответствует тому, что я предчувствую, то я стану не только Хозяином Мыса, но и хозяином других царств… Рудольф Кессельбах, сын аугсбургского жестянщика, ничем не будет уступать людям, которые до сих пор относились к нему свысока… Он даже будет превосходить их, Шапман, он будет превосходить их, будьте уверены… и если когда-нибудь…

Умолкнув, он взглянул на Шапмана, словно пожалев, что сказал слишком много, но, увлеченный своим порывом, все-таки добавил:

– Поймите, Шапман, причины моей тревоги… Тут, в моей голове, есть идея, которая дорогого стоит… и об этой идее, возможно, подозревают… и меня выслеживают… я в этом уверен…

Раздался звонок.

– Телефон, – сказал Шапман.

– А не будет ли это, случаем… – прошептал господин Кессельбах.

Он взял трубку.

– Алло?.. Кто? Полковник?.. А-а! Ладно, да, это я… Есть новости?.. Отлично… В таком случае я вас жду… Вы придете со своими людьми? Отлично… Алло! Нет, нам не помешают… я дам необходимые распоряжения… Значит, это настолько серьезно?.. Повторяю вам, запрет будет категорическим… мой секретарь и мой слуга будут сторожить дверь, и никто не войдет. Вы знаете дорогу, не так ли? Тогда не теряйте ни минуты.

Повесив трубку, он тут же обратился к секретарю:

– Шапман, должны прийти два господина… Да, два господина… Эдвард приведет их…

– Но… Господин Гурель… сержант…

– Он придет позже, через час. И к тому же ничего страшного, если они встретятся. Велите Эдварду немедленно пойти к управляющему и предупредить о том, что меня ни для кого нет… кроме полковника с его другом и господина Гуреля. Пусть запишут имена.

Шапман исполнил приказание. Вернувшись, он увидел, что господин Кессельбах держит в руке футляр, или, точнее, черный сафьяновый футлярчик, судя по виду – пустой. Казалось, господин Кессельбах колеблется, словно не зная, что с ним делать. Положить его в свой карман или куда-то еще?

Наконец, он подошел к камину и бросил кожаный футляр в свою дорожную сумку.

– Покончим с почтой, Шапман. У нас десять минут. Ах, письмо от госпожи Кессельбах! Как случилось, что вы не сообщили мне о нем, Шапман? Вы что, не узнали почерк?

Он не скрывал волнения, которое испытывал, касаясь этого листка бумаги – жена держала его в своих руках, он хранит ее тайные мысли. Господин Кессельбах вдохнул его аромат и, распечатав, вполголоса прочитал сообщение, так что Шапман услышал --">