Кэй Клевер Стрэхен - Загадка Меривезера

проявить те клочки знаний, что у меня есть – более сорока лет назад меня выгнали из колледжа за попытку изобразить из себя сына богача. Мой отец, да благословит его Бог, не стал подымать шум, а пригласил меня посмотреть, что можно сделать в роли сына бедняка, и приостановил мое пособие на год. В конце того года я был настолько занят, помогая Гроверу Кливленду^[3] воевать с апачами в Техасе, что позабыл о возвращении к классическому образованию. В течение следующих четырех лет я… ну, если кратко, я занимался прочими делами – теми, которые я находил более интересными и более плодотворными, нежели изучение греческих глаголов.

В 1981 я прекратил участие в строительстве канадской тихоокеанской железной дороги (там я командовал прекрасной командой китайцев). Оказавшись как-то вечером в заведении, куда мне было не положено ходить, я собрал стрит-флэш и, забрав весь выигрыш, отправился домой – навестить родных. Но я нашел Бостон тесным и ограниченным; так что я снова отправился на Запад, не получив на то отцовского благословения, но и не оставив за своей спиной разбитого материнского сердца: ее сердце, конечно, было бы разбито, знай она об этом. Но случилось так, что той зимой она была очень занята в Европе – старалась изо всех сил выдать мою сестру Харриет замуж то ли за принца, то ли за герцога, то ли за графа. Отец никогда не раздавал благословения и боялся идти навстречу, опасаясь того, что я увижу, как он обеспокоен моей решимостью самостоятельно добиваться успеха. Покинув его, я услышал мягкие, христианские проклятья, сопровожденные угрозами не оставить мне ни пенни. В итоге он завещал мне половину своего состояния (в чем я не нуждался, благодаря паре золотых приисков в Юконе; и если бы он оставил его кому-то еще, то, вероятно, сейчас я был бы еще находчивее). Но прочитав письмо от адвоката той ночью в Доусоне, я пролил горячие слезы, которые тут же превратились в бахрому сосулек на моем небритом лице. После этого я в последний раз в жизни напился до одурения.

Кстати, об одурении – упоминание о нем может послужить поводом вернуться к разговору между мной и молодым дурнем Полом Кизи.

– Маленгрина? – спросил он.

– Как помнишь, он ходил с сетью для ловли дураков.

– Вы имеете в виду полицейских?

– Конечно, – я думал в первую очередь о себе, но предпочел не говорить об этом.

– Но, кажется, они не нашли никаких зацепок, не так ли?

Кизи предложил мне сигарету, но я от нее отказался. Набив свою трубку, я спросил:

– Во дворе что-нибудь нашли?

– Нет. Ничего. Никаких следов, никаких улик. Но тот разделочный нож… Пистолет, конечно. Знаете, чем больше я об этом думаю, тем более странно выглядит разделочный нож, прямо за окном гостиной… Совершенно необычно, вы понимаете, о чем я?

Я разжег трубку. Через первые клубы дыма я заметил, что Пол Кизи своеобразно смотрит на меня. «Ах, этот хитрый прищур. Этот джентльмен присматривается ко мне», – подумал я и выпустил еще один клуб дыма, и, приняв вид того старого Кадуолладера, внезапно согласился:

– Да. Довольно странно, что ты нашел во дворе тот разделочный нож, – ответил я и попытался присмотреться к нему в ответ, но тут же бросил это бесплодное занятие.

Всякая живая душа, бывшая в Меривезере^[4] прошлой ночью, то есть в ночь убийства, знала: у Пола Кизи – железное алиби.

Он был диктором и оператором на маленькой радиостанции в Сэтори-Бэй, и всякий человек, настроившийся на местную станцию «Эй-Би-Си», слышал его весь вечер: вступление, приветствие, славословия, объявления – все это Пол Кизи делал с английским акцентом, звучание которого выдавалось за скромность, наивность и что-то очаровательное.

Такое превосходное алиби досадно озадачивало, ведь с моей точки зрения он подходил на роль злодея лучше всех, причастных к преступлению. Судя по моему первому впечатлению о нем, в былые времена его называли бы жуликом и шулером, так как он путешествовал вместе со странствующими лекарями и обирал доверчивую публику. Позже, когда я узнал его чуть лучше, я решил, что такое его описание слишком хорошо для него – оно не учитывает непокорную женственность его характера. Правда, справедливости ради, стоит сказать, что Вики с самого начала настаивала на том, что я ошибаюсь в отношении к Полу. Она описала его как бедного ребенка любящей матери, страдающего от комплекса неполноценности.^[5] По ее мнению, с Полом все было бы в порядке, не будь у него таких длинных ресниц и --">