Женя Л. - Дело №2

желает.

Люся появилась как раз в тот момент, когда Алик водружал блюдо с бутербродами на стол. Заметив, что мы неплохо завтракаем, она вытащила из серединки бутерброд с большим желтым перцем, положила его к себе на тарелку и полезла в сумку. Достав чековую книжку, она открыла ее и вопросительно посмотрела на меня. Я молчала и пила кофе, возможно, не очень хорошо скрывая раздражение.

— Не тяни, сколько писать? — похоже, не замечая моего настроения, спросила Люся.

— Люся, я не берусь за расследование просто так, — попыталась объяснить я. — Надо же хоть немного познакомиться с делом. Если все, как ты говоришь, то ему не детектив нужен, а адвокат.

— Ты пойми, наконец, это не он! — чуть не заорала на меня Люся.

— А кто?

Она замолчала, с минуту смотрела на меня широко раскрытыми василькового цвета глазами под цвет водолазки, потом спросила:

— Ты берешься за это дело или нет?

Я вспомнила, что в последний раз, когда я ее видела, на ней была зеленая кофточка, и глаза были зеленые. Сделав большой глоток кофе, я все-таки решилась спросить ее, отчего она так печется об этом Володе:

— Люся, объясни мне для начала, почему для тебя важно, чтобы я взялась за это дело? — не знаю, насколько удачно сформулировала я. Оказалось, что не очень удачно, поскольку на меня обрушился шквал Люсиного, пусть немного наигранного, но гнева. Пока она бушевала, кот доел свою еду и, видимо предчувствуя, что ему здесь в ближайшее время ничего не обломится, важно с кухни удалился, держа хвост вертикально вверх. За ним, пробормотав что-то про перестановку в лавке, отправился Алик, захватив свою кружку и бутерброд. Наговорив всякого про человеколюбие, про то, что мы, эмигранты, должны держаться вместе и, закончив тем, что справедливость должна восторжествовать, она замолчала. Вся эта ее болтовня еще больше меня насторожила, и я решила для начала просто расспросить ее о Володе, о его семье и о том, что она, Люся, собственно знает про убийство.

— Ладно, — примирительно начала я. — Убери пока свою книжку и расскажи мне все по порядку.

— Так ты берешься, — с облегчением заключила она и начала рассказывать.

* * *

Володя Креченский приехал в Штаты в середине девяностых, выиграв грин-карту в лотерее. Помотавшись в Нью-Йорке и проев часть денег, что остались от продажи московской квартиры, он решил переехать на Средний Запад и заняться сельским хозяйством. Покопался в интернете, переговорил кое с кем и отправился в Южную Дакоту. Поскольку в Су-Фолс он прибыл в начале сентября, то резона вкладывать деньги в аренду фермы не было, и он нашел временную работу в автомастерской. Машинами он интересовался еще в Москве, но из-за того, что работа в НИИ с длинным и скучным названием забирала у него все силы, а дорога в метро с работы и на работу еще и время, то с машинами он отводил душу в выходные и в отпуске, то подшаманивая старый отцовский «Москвич», то ремонтируя «Жигули» и «Лады» соседей и знакомых. Американские машины, хотя и были немного другими, но, в целом, как он говорил, «конструкция та же — кузов и четыре колеса», а мастерская, в которую Володя устроился работать, по его мнению, была оборудована очень даже неплохо, и уже через полгода он стал отличным механиком и мог починить любой автомобиль, а еще через полгода, взяв кредит в банке, открыл свое небольшое дело. Примерно в это же время он женился на Соне, родители которой эмигрировали в начале семидесятых сначала в Израиль, а потом перебрались в Штаты поближе к родственникам. Собственно с Соней Володя познакомился еще в Нью-Йорке. Она жила одна в довольно большом доме, доставшемся ей от двоюродной бабушки, которая к Соне была очень привязана. Еще от бабушки ей перешло кое-какое состояние, которое позволило ей съехать от родителей, ставших на старости лет слишком уж верующими и не дававшими тридцатишестилетней дочке никакой свободы. Поскольку с раннего детства Софочка особым здоровьем не отличалась, то после окончания колледжа она учиться дальше не пошла и начала работать бухгалтером в небольших, в основном русских, фирмах Нью-Йорка. Денег значительных это ей не приносило, но сводить концы с концами позволяло вполне. Жили они скромно и тихо, пока не умерла эта самая двоюродная бабушка, завещавшая все свое имущество, доставшееся ей от мужа, Софочке. На следующий же день после объявления ее наследницей Софочка переехала в бабушкин дом и бросила работу. Она купила новую --">