Джозефина Тэй - Дочь времени

— Что ты говоришь!

— Я не имел в виду ничего плохого. Коллеги бы ее любили, дети обожали. Она занимала не свое место, и в этом ее трагедия.

— Ладно, ладно. Не хочешь, не надо. Какие там еще у нас исторические загадки? Железная маска?

— Ничего не помню, но человек, не сорвавший с себя жестянку, меня не интересует. И вообще меня не интересует человек, лица которого я не вижу.

— Ах да. Как это я забыла о твоей страсти к лицам? Кстати, у Борджиа есть замечательные лица, и ты мог бы найти для себя не одну задачку. А Перкин Варбек? Толкаешь его туда-сюда, а он все на месте. Помнишь, есть такая игрушка?

Дверь приотворилась, и в проеме показалось родное домашнее лицо и неизменная, а потому тоже ставшая родной шляпка миссис Тинкер, которую Грант помнил со времени своего первого появления в ее доме. Он просто не представлял свою домоправительницу в другой шляпке, хотя знал, что у нее есть еще одна, потому что она иногда упоминала о «моей синей шляпе», но то было нечто необыкновенное во всех смыслах, и на Тенби-корт в доме 19 миссис Тинкер в ней никогда не появлялась. Синяя шляпка служила мерилом значительности происходящего, и миссис Тинкер надевала ее в особых случаях. («Вам понравилось, Тинк? Как там было?» — «Нет, не стоило надевать синюю шляпу».) Она надевала ее в день свадьбы принцессы Елизаветы, ею отмечены некоторые другие события в королевском семействе, а также короткий репортаж в хронике: герцогиня Кентская перерезает ленточку… В общем, этот головной убор служил для оценки явлений, достойных надевания «моей синей шляпы».

— У вас гости, — сказала миссис Тинкер. — Я уже собралась уйти, но мне показалось, будто я узнала голос. Тогда я сказала себе: «Это всего-навсего мисс Халлард», — и вот решила войти.

Как всегда, миссис Тинкер принесла множество бумажных пакетов и пакетиков и еще маленький букетик анемонов. С Мартой она поздоровалась, как равная с равной, и Грант вспомнил, что в свое время она служила костюмершей и потому не испытывает благоговения перед театральными богинями. Потом она искоса взглянула на великолепную сирень, расцветавшую под руками Марты, не видевшей лица миссис Тинкер. Однако, заметив анемоны, Марта ловко разыграла сценку, словно год ее репетировала.

— Я выбрасываю кучу денег, чтобы порадовать тебя белой сиренью, а миссис Тинкер приносит полевые лилии и сводит на нет все мои усилия.

— Лилии? — недоверчиво переспросила миссис Тинкер.

— Они красивее Соломона, который во всей славе своей никогда не одевался так, как любая из них. А они не трудятся и не прядут. ^[2]

Миссис Тинкер бывала в церкви только на свадьбах и крестинах, но принадлежала к тому поколению, которое еще посещало воскресные школы, поэтому с любопытством взглянула на пучок славы, зажатый у нее в руке.

— Вот оно что. Не знала. Так гораздо интереснее. А я всегда думала, что они сродни чертополоху, который растет вдоль любой канавы. Стоят они все-таки дороговато, а выглядят так себе. Значит, они бывают разного цвета? А почему в магазине об этом не говорят? И почему их называют лилиями?

Женщины обсудили перевод слова «анемон» и неточности в Писании («Я всегда удивлялась, зачем хлеб на воде», — сказала миссис Тинкер), и злополучный момент встречи был забыт.

Они все еще были заняты Библией, когда в палату вошла Пигалица с цветочными вазами. Грант обратил внимание, что они не годились для анемонов и, следовательно, предназначались для сирени, служили как бы паролем к дальнейшему диалогу, но Марту не интересовали женщины, если только она в данный момент не испытывала в них нужды, и такт, который она проявила в отношении миссис Тинкер, был всего лишь avoir faire ^[3], годами выработанным рефлексом. Из величины социальной Пигалица была переведена в величину функциональную, и ей ничего не оставалось, как собрать выброшенные в раковину нарциссы и молча поставить их в вазу, а Грант впервые за долгое время наслаждался прекраснейшим в мире зрелищем — притихшей Пигалицей.

— Все, — сказала Марта, кончив колдовать над сиренью и поставив вазу так, чтобы он мог любоваться трудами ее рук. — Я ухожу и оставляю тебя на попечение миссис Тинкер. Пусть ни один пакет не будет обойден твоим вниманием. Дорогая миссис Тинкер, не может быть, чтобы ни в одном из них не было ваших знаменитых «холостяцких пуговиц».