Джон Диксон Карр - Тень убийства

ваших отчетах. Попадаются поразительные! Чудовищное воображение… дьявольское. – Он крепче насадил на нос очки, прищурился на свою чашку и продолжал: – Наверно, таков галльский образ мыслей. Орудия убийства – скорпион, веревка, сплетенная из женских волос, нож гильотины…

Банколен отвернулся от окна, где разглядывал клубы тумана, уткнувшись в ладонь подбородком.

– Как вы себе представляете галльский образ мыслей? – полюбопытствовал он.

– М-м-м… Эмоциональный. Как правило, несколько легковесный.

Банколен про себя усмехнулся, глядя мимо сэра Джона в огонь.

– Эмоциональный, – повторил он. – При этом вы видите перед собой какого-нибудь француза с диким взглядом, который впадает в ярость, выхватывает кинжал и закалывает возлюбленную. Это, сэр Джон, простой и чистый сентиментализм. Так поступает сентиментальный англосакс: убивает любимую женщину в припадке безумия, а потом льет слезы над засушенным в книжке цветком. Ваши англосаксы чисты и просты. Слепая страсть, жажда убийства, в итоге кто-то убит, а убийцы в дальнейшем не испытывают особенных переживаний. Они сразу делают дело, которое галльской душе ненавистно, о чем бы ни шла речь, – о преступлении или о препирательстве с бакалейщиком.

– М-м-м… – протестующе проворчал сэр Джон, бросив через стол на собеседника недоверчивый взгляд.

– Галлы, – рассуждал Банколен, – предпочитают окольные пути. Никогда не заходят в парадную дверь, если можно пройти тайным ходом. Но они хладнокровны, тверды и хитры. Если убивают, то по логичному скрупулезному плану. Все их вычурные жесты, живописность, театральность с пурпурным плащом – вернейшее доказательство хладнокровия. Истинное непосредственное чувство всегда бессвязно и непоследовательно. По-настоящему влюбленный мужчина способен лишь глупо ворковать со своей дамой, а хладнокровный донжуан пишет ей прекрасные, изысканные театральные любовные стихи. – Он помолчал. – Я, конечно, не собираюсь противопоставлять англичанина и француза, просто описываю два типа психологии, независимо от национальности. Но предпочитаю последний…

– Я уже заметил, – сухо вставил сэр Джон. – …ибо он порождает суперпреступника. – Полузакрытые глаза Банколена сверкнули. – Слепой, обезумевший маленький мозг лихорадочно занят только собой. И безумен он потому, что постоянно думает лишь о себе. Одно из самых странных преступлений, с каким я в своей жизни сталкивался…

Он надолго умолк, а потом продолжал:

– Как-то, несколько лет назад, парижская полиция обнаружила ранним утром в лесу труп мужчины в сандалиях и золоченых одеждах египетского вельможи четырехтысячелетней давности. Он был застрелен в голову. Да, поразительное убийство. Потом последовало продолжение: некий англичанин повесился в камере тюрьмы Санте на веревке, скрученной из простыни…

Скулы сэра Джона окрасились румянцем, он почему-то застыл в странной позе.

– Можно полюбопытствовать, – проговорил он, – почему вы о нем вспомнили?

– Вы, кажется, озадачены. Вам знаком этот случай?

– Ну, собственно, я сам думал о чем-то подобном. Дело совсем другое, но тоже связано с повешением…

Он расслабился, забарабанил пальцами по ручке кресла, взгляд за стеклами как бы что-то оценивал, взвешивал.

– И что же? – спросил Банколен.

– История неправдоподобная, – лениво ответил сэр Джон. – Доллингс, по-моему, чересчур много выпил. Один мой молодой приятель недавно попал в какую-то темную переделку, заблудился в тумане и теперь клянется, будто видел на стене дома тень виселицы с петлей. Говорит, что тень Джека Кетча^[2] поднималась по ступеням, чтобы приладить петлю. Рассказывает жуткие вещи… Господи боже! Что с вами?

Банколен, пристально вглядываясь в темневшее сбоку окно, резко вскочил.

– Знаете, старина, – объяснил детектив, – извините, что я вас прервал, но мне секунду назад показалось, будто я сам в окне вижу тень.

Сэр Джон взглянул в стекло.

– В поэтическом смысле? – озадаченно уточнил он.

– Я говорю, что видел отражение человека, прошедшего мимо дверей в коридоре.

Он кивнул в конец погруженной в полумрак гостиной, на ярко освещенный прямоугольник двери в коридор. Сейчас там никого не было. В застывшей тишине слышалось, как потрескивают дрова, где-то далеко сигналит машина. Банколен стоял, высокий, напряженный, приподняв плечи, как будто прислушиваясь.

– По-моему, он шел сюда, но, увидев нас, передумал… Я был с ним когда-то знаком. Египтянин по --">