Морис Леблан - Любовное письмо короля Георга

считает историю Годю непроходимо глупой и не сомневается, что правосудие увидит эту глупость так же ясно, как он сам. Кому придет в голову опровергать подобную чушь?

— Вам нечего сказать, господин Лебок?

— Не могу сообщить ничего нового.

— Значит, вы продолжаете утверждать…

— Я продолжаю настаивать на том, что вам известно не хуже, чем мне, господин судебный следователь, и это чистая правда. Все жители Фонтина, которых вы допрашивали, в один голос заявили: «Господин Лебок никогда не выходит из дому днем. В полдень ему приносят из харчевни второй завтрак, а потом, с часу до четырех, он читает у окна и курит трубку». В тот день стояла прекрасная погода. Я распахнул окно, и пятеро прохожих — пятеро! — видели меня сквозь решетку ворот, как, впрочем, и каждый день в это время.

— Я вызвал их на вечер.

— Прекрасно, соседи подтвердят прежние показания. А поскольку я не обладаю способностью раздваиваться, и, следовательно, не могу находиться одновременно здесь и у себя дома, то вам придется признать, ваша честь, что никто не видел меня выходящим из «Хижины», мой друг Вошрель не произносил моего имени перед смертью и, в конечном счете, что Годю — просто подлые мерзавцы.

— Значит, вы поворачиваете обвинение в убийстве против них?

— О, это только предположение…

— Однако пожилая женщина, матушка Дениза, собиравшая неподалеку хворост, утверждает, что разговаривала с ними, когда из «Хижины» послышались крики.

— Она разговаривала только с двоими. А где был третий?

— Чуть поодаль.

— Старуха его видела?

— Она полагает, что да, хотя и не очень уверена.

— В таком случае, господин судья, ничто не доказывает, что третий Годю не находился здесь и не совершил черного дела. Кто знает, может, двое остальных держались поблизости, чтобы в нужный момент перелезть через стену и не только не помочь жертве, но, напротив, заглушить крики и прикончить ее?

— Но тогда почему они обвиняют именно вас?

— У меня есть крохотные охотничьи угодья. Годю — неисправимые браконьеры. Несколько раз по моим указаниям их брали с поличным и штрафовали. И вот сегодня, коль скоро им нужно кого-то обвинить, чтобы выпутаться самим, негодяи решили отомстить.

— Как вы говорите, это только предположение… Но зачем им понадобилось это убийство?

— Приятия не имею.

— Как вы думаете, что могли украсть из ящика стола?

— Не знаю, господин судья. Мой друг Вошрель, что бы там ни говорили, вовсе не был богат. Все свои небольшие сбережения он хранил у биржевого маклера и ничего не держал в доме.

— Может, у него были какие-то ценные вещи?

— Ни одной.

— А книги?

— Далеко не сокровища, как вы сами можете убедиться. И Вошреля это очень огорчало. Он мечтал купить редкие, старинные издания. Но, увы, средств не хватало.

— Господин Вошрель никогда не разговаривал с вами о братьях Годю?

— Ни разу. Как бы мне ни хотелось отомстить за гибель своего несчастного друга, напраслину возводить не стану.

Допрос продолжался. Следователь забросал братьев каверзными вопросами. Но в конечном счете результат оказался мизерным. Выяснив несколько второстепенных деталей, служители закона поехали в Фонтин.

Дом господина Лебока, расположенный на самой окраине, был не больше жилья его покойного друга. Сад окружал крепкий высокий забор. Сквозь решетку ворот виднелся выбеленный известью кирпичный домик, а перед ним — небольшой круглый газон. Как и в «Хижине», расстояние от ворот до дома — не больше пятнадцати метров.

Судебный следователь попросил господина Лебока сесть так, как он сидел в день убийства. Тот уселся у окна, положив на колени книгу, и закурил трубку.

И тут тоже ошибиться невозможно — любой прохожий, кинув взгляд в сторону дома, должен был отчетливо увидеть господина Лебока. Все пятеро свидетелей — крестьяне и лавочники Фонтина — подтвердили прежние показания. Таким образом не осталось никаких сомнений, что господин Лебок с часу до четырех сидел дома, и это так же верно, как то, что сейчас он сидит у окна на глазах у стражей закона.

Те не могли скрыть растерянности, и когда Бешу представил судебному следователю своего друга Барнетта, назвав его на редкость

--">