Дик Фрэнсис - 1968, Ставка на проигрыш

выходные. Со вторника по четверг я измышлял какую-нибудь возбуждающую умы тему и писал. По пятницам относил материал Люку-Джону, а потом редактору - читать и править.

Результат - тысяча слов в неделю, груды бранных писем и чек, не покрывающий и части моих расходов.

Люк-Джон поднял голову:

- А кто у нас идет на скачки, ты или Дерри?

- Я! - выпалил Дерри в ту же секунду.

- Ты как. Тай, не против? - вопросительно взглянул на меня Люк-Джон.

- Нет, конечно. Это сложный гандикап, как раз по его части.

Люк-Джон поджал и без того тонкие губы и (неожиданная щедрость!) вымолвил:

- В «Тэлли» хотят всю подноготную, намеками тут не отделаться. Что ж, почему бы тебе и не поработать на них, коли есть желание?

В нижнем углу листа он накарябал жирное «о'кей» и подписался.

- Только уж будь другом - если раскопаешь какую тухлятину, попридержи для нас, - добавил он.

«Вот она, цена твоему проклятому благородству», - желчно подумал я. Душа Люка-Джона всецело принадлежала «Блейз», и пробным камнем всех решений было: может ли данное дело прямым или косвенным образом сослужить службу газете? Время от времени одного из служащих спортивного отдела безжалостно приносили в жертву на этот алтарь. Отсроченные отпуска, несостоявшиеся свидания, упущенные возможности - ничто не останавливало его ни на миг.

- Само собой, - коротко ответил я. - И спасибо.

- Как жена? - спросил он.

- Спасибо, прекрасно.

Он исправно задавал мне этот вопрос каждую пятницу. Почему бы и не проявить внимание и чуткость, тем более что «Блейз» это ничего не стоило? А может, это и впрямь его интересовало? Интересовало лишь в той степени, что, если она чувствовала себя не «прекрасно», могла пострадать работа.

Я завладел телефоном Дерри и набрал номер.

- Журнал «Тэлли». Чем могу служить? - Девичий голос, ровный, утомленный, с западнокентским акцентом.

- Я хотел бы поговорить с Арнольдом Шенкертоном.

- Простите, кто его спрашивает?

- Джеймс Тайрон.

- Минуту… - Щелканье, пауза. - Соединяю.

Столь же ровный, интеллигентный голос провозгласил себя Арнольдом Шенкертоном из отдела очерков. Я поблагодарил за письмо и сказал, что готов принять предложение. В меру приветливым тоном он проронил, что это очень мило с моей стороны, а я в свою очередь добавил:

- Если, конечно, оплата будет приличной.

- Ну разумеется! Сколько вы хотите?

«Придумай цифру и помножь на два».

- Двести гиней плюс расходы.

Люк-Джон приподнял брови, а Дерри присвистнул.

- Вы разбогатеете!

- Наши доходы весьма ограниченны… - с оттенком жалобы заметил Шенкертон. - Сто гиней - абсолютный предел.

- Я плачу слишком большие налоги.

По проводу донесся тяжкий вздох.

- В таком случае - сто пятьдесят. Но очерк должен быть на уровне.

- Постараюсь.

- От вашего старания журнал прогорит. Нам нужны стиль и интуиция, а не скандал. Ясно?

- Ясно, - согласился я, нимало не обидевшись. - На сколько слов?

- Это основной материал. Примерно три с половиной тысячи.

- А иллюстрации?

- Закончите работу, и я свяжу вас с одним из наших фотографов.

- Прекрасно, - вежливо заметил я. - Каковы сроки?

- Номер идет в печать… так, сейчас посмотрим… двадцатого ноября. Значит, материал мы должны получить самое позднее утром семнадцатого. Но чем раньше, тем лучше.

Я взглянул на настольный календарь. До семнадцатого десять дней.

Люк-Джон бросил мне письмо через стол, но Дерри перехватил его и пробежал глазами.

- "Глубокое исследование", - иронически скривил он губы. - Что ж, тебе не привыкать к глубинам. Там ты чувствуешь себя как дома.

- Да, - рассеянно согласился я. - Но стоит ли погружаться из-за ста пятидесяти гиней?

Мне неожиданно пришло в голову, что интересно было бы извлечь из глубин людей, обычно остающихся в тени. Имена «звезд» подолгу не сходят со страниц прессы. Подпольные же «звезды» не фигурируют в разделе новостей. Надо же хоть иногда вытаскивать их на свет Божий!

Пару раз подобного рода оригинальные идеи уже приносили мне неприятности. Но что решено, то решено. Тогда я и понятия не имел, чем все это закончится.

* * *

К часу дня Люк-Джон, Дерри и я утрясли все свои делишки и под мелким моросящим дождем отправились в бар «Девере», что в Девере-корт, напротив Дворца правосудия.

Там уже сидел Берт Чехов и, обжигая пальцы о спички, тщетно пытался разжечь свою старую вонючую трубку. Его тушу обтягивал бесформенный твидовый пиджак, как всегда щедро обсыпанный пеплом, на ногах --">