всегда спина к спине стояли. Иди, девица, иди, – пробормотал старик.

Седая голова опустилась ниже. Птичка на плече огорченно выводила трели, словно утешала старика.

– Так ли всё хорошо, дедушка? – Яромила дожидалась кивка и снова спрашивала. – А от кого поклон-то передавать?

– Скажи, что от Егория, – улыбнулся старик.

Горечи в этой улыбке было больше, чем в кусте старой полыни.

Девушка оставила сидящего старика и побежала домой, намереваясь позвать знахаря. Мимо пролетал чертополох, васильки берегли лохматые головки от босых ступней. Яромила торопилась, репей впивался в подол, одуванчики осыпали мелкими пушинками.

На горизонте показался край деревни, когда Яромила неожиданно остановилась.

Егорий!

Именно так звали того пастуха!

А она своими словами…

Девушка бросилась назад.

Издалека слышны отчаянные соловьиные трели… Утес… Седовласая фигура на вершине… Она не успевает…

Чтобы окрикнуть не хватает дыхания.

Еще шаг и старик упадет. В руках покачивается черная ромашка. Над седой головой кружится птичка, кидается крохотным тельцем на грудь.

Яромила бежала. Под ноги попалась кротовина. Упала на землю.

– Стой, – прошептали перепачканные землей губы.

По запыленным щекам пролились две дорожки. Растрепанные волосы лезли в глаза.

Пронзительный крик сокола в вышине…

Шаг…

Из косматых туч ослепительно сверкнула молния, золотым росчерком ударила вниз, к дубу. Грохот грома прижал травинки к земле.

В старика врезался огромный белый сокол, и Егорий отшатнулся назад. Цветок упал на землю, к другим ромашкам, белым. Пастух безучастно смотрел, как сокол ударился о землю. Напротив Егория встал глубокий старец в светлых одеждах.

– Так вот кто был колдуном, Великий Род… – сказал Егорий. – Жестокий ты. И время забрал, и молодость, и Ладославушку. Отойди в сторону, я хочу забыться. Не осталось у меня ничего, ни веры, ни надежды, ни любви.

– Так ты распоряжаешься дарами, данными свыше? – громовым раскатом прогремел голос, Яромила вжалась в нагретую траву. – За прихоть любимой ты отдал молодость, а сейчас еще и жизнь хочешь отдать неизвестно за что!

К шее Егория жалась серенькая птичка. Тельце дрожало, тихие трели звучали как всхлипы. Пастух снял её с плеча, но соловушка снова взлетела на прежнее место.

Громогласный старец кивнул на птичку.

– И она также отдала свою человеческую жизнь за возможность быть с тобой, Егорий! Как и тебе, я не дал ей сорваться с обрыва. Тогда она попросила только об одном – всегда быть с тобой рядом, и неважно, в каком обличье.

Егорий удивленно посмотрел на старца. Кругом всё замерло. Могучий дуб не позволял шевельнуться и листочку.

– Разозлили вы меня оба, но коли любите друг друга, то могу помочь вам соединиться вновь, – прогремел старец.

– Ты видишь, что нам жизнь друг без друга не дорога, – выдохнул Егорий.

Он держал в руке небольшую птичку. Держал как драгоценный кубок из тончайшего хрусталя, боялся пошевелиться, чтобы не разбить.

– Ты говорил о любви, она в твоих руках. Ты говорил о вере, она в твоем сердце, коли сразу узнал меня. Ты говорил о надежде, так подними с земли цветок.

У Егория в руках чёрный цветок окрасился белым.

Обычная луговая ромашка…

– Видишь, на что ты променял молодость? На обыкновенную ромашку! – Егорий склонил голову, а старец обратился к птичке. – А ты хочешь остаться с ним, хотя ему осталось две седьмицы?

Черный клювик тут же опустился.

– Великий Род, зачем ты так? – молвил Егорий. – Если бы не ты, то не прошло бы столько времени за одну ночь.

– Я проучил вас!!! Отдал бы ты цветок, а она захотела чего-нибудь ещё. И, в конце концов, ты бы сложил голову за очередную прихоть, и она осталась ни с чем! Безумные влюбленные, вы видите – из-за чего друг друга мучаете? Вы не бережете того, что имеете!

Белый лепесток плавно спустился к башмачкам девушки, возникшей из пустоты. Взлетевшие серые перышки подхватил ветерок и весело унес их прочь.

– Ладославушка, – прошептал молодой парень с ромашкой в руках.

Статная девушка прижалась лицом к широкой груди. Беззвучные рыдания начали сотрясать стройное тело.

– Мне нужен пастух для волков, чтобы поддерживать равновесие между зверями и людьми. Судить будешь справедливо. А тебе, краса-девица, зарок – будешь томить переливами влюбленные сердца и петь на радость людям. За добрую службу, раз в сто лет --">