Александр Добрый - Сорок дней на Донбассе

Казалось, весь огромный, живописный, прекрасный мир сузился до размеров сто на сто метров, где царил ад. Исчезли прошлое и будущее, остался только надрыв, который бывает доли секунды в жизни людей. Здесь же он длился бесконечно! Ждали решающей атаки – сто метров поля – это много или мало? Но они не решились!

Почти десять часов тяжелого, изматывающего, ближнего боя. Враг неохотно уходил, уползал, а мы, наконец, смогли добраться до заднего окна Монастыря, через которое принимали раненых товарищей. Помню, как на автоматах несли их, останавливаясь и спотыкаясь в темноте, на край кладбища, где стояли подошедшие танки, а те на броне везли их дальше, к легковым машинам, чтобы отправить в госпиталь. Пятница держал меня за «арафатку» ещё крепкой рукой, тянулся к моему уху, говорил что-то очень важное, ценное, горячее, необходимое мне лично! До сих пор я чувствую его голос, вижу его глаза. Но там я не слышал ничего – в ушах звон колоколов, разрывающий надвое мой мозг, в котором зигзагами металась лишь одна мысль – донести бы! Я шептал ему в ответ что-то ободряющее, просил потерпеть, казалось, самое страшное уже позади… Мы возвращались, принимали своих погибших – Белку и Болгарина – снова несли их к танкам. И опять возвращались…

Нас поменяли. Мы забрали из Монастыря свои вещи, оружие, боеприпасы и сидели на куче битого кирпича, устало рассказывая: кто и где был, что видел, считали раненых и контуженых. Тут Ирису позвонили и сказали, что Пятница не доехал – Женя умер по дороге в госпиталь.

Пятница, Евгений Красношеин (рисунок А. Доброго)

Уже по рассказам я узнал, как раненый Пятница продолжал командовать боем – это его голос звучал в рации, подбадривал всех нас, как Болгарин с Альфонсо менялись у амбразуры, пока снаряд не пробил стену, перебив ноги Игорю, как потом тот истекал кровью – он был такой лёгкий, когда мы его несли. Про тяжёлое ранение Фельдшера, про спасительную работу АГС Контрабаса, как наш вечный «залётчик» Карандаш проявил храбрость наравне со всеми, а пойманные в посёлке мародёры-алкаши не разбежались, а помогали забивать АГС-ные ленты. Узнал, как геройски погиб Белка на крыльце Монастыря, успев поднять дух осаждённым – единственный, кто смог тогда пройти на «Трёшку». Уже дома я нашёл его фотографию в то утро, перед боем – яркие, солнечные лучи падали ему прямо на грудь, куда через пару часов и попали смертоносные пули.

Беко и Белка (фото из личного архива А. Доброго)

Потом много писали про этот бой, снимали фильмы и наши, и украинцы. Тогда мы и узнали, что атаковала нас шестая рота 93-ей бригады ВСУ, составленная из идейных и мотивированных бойцов «Правого сектора» и грузинских добровольцев, при поддержке двенадцати танков, которые работали по всем позициям ополчения, прикрывая эвакуацию из Терминала и атаку на шести БМП нашего Монастыря. Как они бахвалились перед камерами журналистов, ожидая лёгкой победы. Обещали нас наказать – не получилось! Оставив часть оружия, кровавые бинты, броники и одного погибшего, забрав раненых и ещё двух убитых, бесславно откатились.

(фото из личного архива А. Доброго)

Украинская «Бэха» заблудилась на отходе, в темноте проскочив «Пенёк», пробила забор рядом с «Гаражом», попав под обстрел, повернула в сторону Донецка и, неожиданно для всех, выскочила в посёлке Веселое прямо на наш «Акоп», где её встретили пулемётным огнём Беко с Литейщиком. Экипаж благополучно загнал машину в болото, но сумел выбраться, отсиделся на дачах и ушёл к своим без потерь. Эту БМП мы вытаскивали потом танком и она ещё повоевала, но уже за нас.

(фото из личного архива А. Доброго)

Морозы спали, наступило время непролазной грязи. Берцы с трудом отрывались от земли и, казалось, на каждом висело килограмм по десять. Нудный дождик заползал за шиворот, пропитывая одежду, которая не успевала сохнуть. Былой --">