Александр Шувалов - Дело на пол-Европы

общем, ставила надо мной опыты, как Павлов над своими собачками.

Закончилась эта история внезапно и тем, чем, собственно, и должна была. То есть ничем. Обвинения мне не предъявили, но не оправдали и не вернули на службу. Оставили, как говаривали наши прапрадеды, «в сильном подозрении». И пригласили с вещами на выход.

Мне возвратили брючный ремень, шнурки, часы, ключи и бумажник. Но не доброе имя. Перед выходом на волю несколько минут своего драгоценного времени мне уделил не пожелавший представиться предпенсионного возраста тип в плохом костюме.

– Решением руководства, – проскрипел он. – Вы уволены со службы по причине дискредитации высокого звания российского офицера, – и скривился.

Мужчине было противно общаться со мной, даже находиться в одном помещении. Настолько, что я даже начал опасаться, как бы тот не принялся блевать, прямо тогда и там.

– Здесь, – придвинул ко мне через стол плотный конверт желтого цвета, – все ваши документы: паспорт, военный билет, медицинская страховка, трудовая книжка и прочее. Сами потом разберетесь. Можете считать это последним жестом доброй воли со стороны службы. В дальнейшем она не желает иметь с вами ничего общего.

С видимым удовольствием отобрал, как написано в инструкции, у меня подписку о неразглашении всего того, что сподобился узнать за годы службы. И удалился, не подав на прощание руки. Даже кивнуть не сподобился.

В 14.57 по вновь обретенным часам я вышел на волю. Стрельнул сигарету, хоть уже лет семь не курил, у покинувшего вместе со мной это гостеприимное заведение невысокого толстоватого мужичка. Тот бросил на меня сочувственный взгляд и оставил всю пачку. Еще и зажигалку не пожалел. И рванул на всех парах к ожидающим его у новехонького «Мерса» двоим прилично одетым особям мужского пола и несвежего вида дамочки. В этот момент она точно казалась ему прекрасной как сама любовь.

А я присел на лавочку, закурил и тут же с отвращением выплюнул сигарету. Заглянул зачем-то в пакет (все это время он находился у меня в руках) и забросил его в сумку.

Обычно граждане, выйдя из подобного рода заведения, стараются как можно быстрее убраться от него подальше. Я же остался поблизости, там, где присел, прибитый пыльным мешком судьбы. Возвращаться домой категорически не хотелось. Вообще ничего не хотелось, даже жить.

Лет десять с лишним назад я как-то спокойнее перенес расставание со службой. Еще бы, меня, тогда еще юного лейтенанта двадцати одного года от роду, попросили на выход из одной службы за сообразительность не по чину и тут же сделали предложение о переходе в другую. Просто не оставили время на слезы, сопли и плачь.

Теперь все было иначе. Я отпахал в конторе одиннадцать без малого лет, и к тому времени, когда меня подобно использованному резинотехническому изделию выкинули на помойку, успел дослужиться до майора (на подполковничьей должности, заметьте). И поводом для увольнения стало черт знает, что. Хоть и не доказанное.

А ведь еще совсем недавно… Какой-то козел припарковал свой здоровенный темный внедорожник в паре шагов от меня и принялся тупо давить на клаксон. Пожелав им обоим провалиться сквозь асфальт, я продолжил плач по собственной, вдребезги разбитой жизни.

Глава вторая

О чем это я? А, да. Еще совсем недавно я был вполне довольным жизнью, благополучным человеком. То есть никаких, конечно же, офшорных счетов, загородных особняков, яхт и частных самолетов. Отдыха на престижных курортах, череды проходящих через койку модельной внешности пустоголовых дамочек и пафосных вечеринок.

Просто отсутствие пошлой бедности, достойная мужская работа, верный друг и одна-единственная любимая женщина.

Десять с лишним, почти одиннадцать лет, считая два года учебы, я старательно разыскивал тех, кто пропал или спрятался. И всегда находил, как бы они ни скрывались сами или ни прятали их. Поэтому имел среди своих репутацию серьезного профессионала. Пару раз получал предложение о повышении и всякий раз отказывался, потому что чувствовал себя нужным именно на своей должности.

Чаще всего работа с теми, кого я разыскивал, самим фактом обнаружения не заканчивалась, поэтому я реже работал самостоятельно, а чаще с приданной мне группой.

Майор Савиных, Генка, долгие годы и до недавнего времени был моим лучшим, вернее, единственным настоящим другом. За годы знакомства и совместной работы мы научились понимать друг друга даже не с полуслова, просто --">