Эдуард Константинович Голубев - Смотрящий

беспрекословно выполнял все его требования. Сказал находиться здесь и дальше сквера не уходить, значит, так тому и быть.

Книга «Каторга» произвела на меня большое впечатление и, отдышавшись после неё один день, я взял в руки «Три возраста Окини-сан». Эпиграфом были прекрасные строки японской поэтессы Есано Акико, которые сразу и на всю жизнь заняли своё видное место в моей памяти:

Вдвоём или своим путём,

И как зовут, и что потом.

Мы не спросили ни о чём,

И не клянёмся, что до гроба…

Мы любим. Просто любим оба.

Нить самого светлого чувства вела этот роман, и я не мог не поддаться этому порыву. Пролистывая свою небольшую телефонную книгу на мобильном, я всегда останавливался на одном имени. Елена работала в заводской лаборатории химического анализа, куда однажды мне пришлось занести пробу металла, так как не работала пневматическая почта. Там увидел её впервые и уже не смог забыть. Девушка, которая свободно оперировала химическими терминами, досконально знала механизм реакций, явно обладала высоким интеллектом, что сразу со всей силы зацепило меня. И вскоре, как мальчишка, искал любую причину посетить лабораторию, чтобы встретиться. Однозначно, я тоже её заинтересовал, но…, как всегда найдётся этот предлог. В её понимании у нас была большая разница в возрасте, она только окончила университет, а у меня на горизонте уже начал светится четвёртый десяток, поэтому наши отношения не перешли границу дружбы. После закрытия завода она уехала с родителями в центр, и эти два года ничего не знал о ней, кратко поздравляя с праздниками, стараясь не мешать ей своим вторжением в личную жизнь. Я смирился с этим, но эта книга снова заставила часто думать о ней, наивно полагая, что после запуска завода, она вернётся в город. И лишь откидывая чувства, ставил себя на место более рассудительной и холодной мыслью, что за эти пару лет, скорей всего, она уже вышла замуж.

Несмотря, что ночи становились всё холоднее, я спал с открытым наполовину окном, так как на удивление, отопление в больнице и непосредственно у меня в палате было весьма ощутимо. В этот вечер температура на улице приблизилась к нулевой отметке, и на ночь небо затянуло тяжелыми облаками. На улице был штиль, и штора лишь изредка слегка выгибалась под действие небольшого забрёдшего ветерка, который разбавлял свежестью сухое тепло от батареи, наполнявшее всю палату. Время приближалось к десяти вечера. Отложив книгу, чувствуя, что глаза уже закрываются сами, я потушил светильник на тумбочке и сразу уснул, не успев даже подумать о чём-нибудь бесполезном. За всё время пребывания в больнице я не видел нормальных снов. Они напоминали коллажи из непонятных отрывков, не связанных друг с другом и, как правило, проснувшись, сразу забывал это ассорти. Мозг, наверное, так был перегружен моим похождением, что на время стёр его, так как ни разу во сне не нарисовав мне малоприятные сюжеты с лесом и волками.

Этой ночью всё было по-другому. Я крепко спал, когда в голове отчётливо услышал обращение к себе. Были только звуки и никаких картин. Неприятный голос из ниоткуда, растягивая каждый слог, медленно с усилием убирая рычание, выдавливал их из своего нечеловеческого нутра, собирая в слова:

— Тыы… рааз-руу-шиил… моой… миир….Нее-наа-вии-жуу… тее-бя….

Я резко открыл глаза. Ощутив холодный пот на лбу, растёр его по всему лицу рукой и потянулся к выключателю ночной лампы. Приглушенный свет успокаивающе мягко занял всё пространство палаты. Она была абсолютно пуста. Не скрою, в этот момент страх уверенным шагом прошёлся по всему моему телу. Я пролежал так минут пять, смотря в потолок, не понимая, что произошло. Маленькая стрелка на настенных часах приближалась к цифре три. Если этот кошмар теперь будет преследовать меня всю жизнь, то настроение от такой перспективы не поднималось. Даже сейчас не могу объяснить, что меня подвигло тогда подняться с кровати и подойти к окну. Отдёрнув штору, я полностью открыл его и высунул голову на улицу. Прямо под окном на первом выпавшем ноябрьском снегу чётко были видны следы волка или большой собаки. В свете фонаря было видно, что они уходили в сторону леса. Я поднял глаза и уставился вдаль. Передо мной, метрах в ста пятидесяти, находился небольшой холм, так любимый мной в детстве, когда часами катался с него на санках, останавливаясь у самой проезжей части. Тучи, занявшие вечером всё небо, немного --">