Николай Александрович Стародымов - Зульфагар. Меч калифа

— Зачем ты помогаешь ему, Аллах? — кощунственно не то прокричал, не то подумал Хамлаев, одной очередью достреливая магазин до конца сквозь эту пылевую завесу.

Такая стрельба наугад редко бывает успешной, но и удержаться он не мог. Так удачно все начиналось, а теперь тревога у гяуров поднимется раньше, чем они планировали, а соответственно и времени на отход у них будет меньше.

Когда поднятая разрывом пыль немного рассеялась, машины-беглянки, как и следовало ожидать, уже не было видно — она скрылась за поворотом. Только теперь Зульфагар осознал, какую грубейшую ошибку он изначально допустил при расстановке подчиненных — необходимо было парочку своих ребят поставить подальше, у самого поворота, именно на случай прорыва. Подвела элементарная самоуверенность — кто ж мог предположить, что в такой лавине огня и свинца может хоть что-нибудь уцелеть!..

По противоположному склону сверху к замершей на дороге машине уже спускались боевики. Зульфагар тоже заскользил по осыпающемся откосу им навстречу. И только теперь в разлившейся тишине стали слышны пронзительно громкие крики-стоны, которые неслись из расстрелянного «уазика».

— Зульфагар, сразу добьем? — услышал он из рации голос Мусы. — Или будем брать?

— Смотря кого там не добили, — отозвался Хамлаев. — Посмотрим и тогда решим.

В самом деле, если в машине заходится от боли рядовой боец или прапор, да еще «тяжелый», то на фиг он кому нужен — добить, да и вся недолга, времени нет с ним возиться. Впрочем, если легко раненый, можно будет прихватить с собой даже рядового бойца, тем более, что его ведь не придется тащить на горбу, поедет на машине, с комфортом — как любит говорить Аргун, лишний заложник никогда не бывает лишним… Ну а если там раненый генерал или старший офицер, его нужно будет брать и тащить в любом состоянии. Даже если он подохнет по дороге — генерал, даже мертвый, он и в Африке генерал, на его тело можно было бы кого-нибудь и обменять. На рядовых и офицеров русское начальство плевать хотело, а о генералах еще как-то пекутся…

Боевики уже спустились к машине, сгрудились возле нее. В голове у Шанияза мелькнула мысль, что, получив в себя столько пуль, она уже давно должна была бы взорваться. В каком-нибудь американском фильме так произошло бы непременно — если бы, конечно, внутри не находился главный герой…

Муса — кажется, это был он — взялся за ручку дверцы, готовый ее распахнуть…

Зульфагар, у которого в голове проскочила мысль о возможном взрыве, вдруг почувствовал какое-то беспокойство… На дверцу, за ручку которой взялся Муса, навалился тот самый генерал, с выстрела в которого началось побоище. По безжизненно свесившейся загорелой руке, на которой ярко блестели крупные часы, причудливыми узорами стекала капающая из пробитой головы алая кровь…

И Шанияз вдруг понял, что сейчас произойдет. Не предположил, не засомневался, не заподозрил, а именно понял.

— Стой! — заорал он, останавливаясь и хватаясь за корявый ствол низкорослого колючего деревца. — Стой, Муса!..

Однако Муса уже начал движение и остановиться не успел. Он, всем телом поворачиваясь в сторону голоса, уже повернул ручку дверцы и потянул ее на себя.

Несмотря на большое расстояние, на потрескивание, доносящееся от горящего в стороне «газона», на часто щелкающие у него внутри рвущиеся патроны, на громкий говор боевиков, Шанияз отчетливо услышал щелчок чеки гранаты и шипение порохового замедлителя. На столь значительном расстоянии услышать такое невозможно — это было лишь его воображение, основанное на опыте и едва ли не на зверином чутье, которым он всегда предчувствовал опасность.

Во всяком случае, стоявшие вокруг машины боевики услышали эти звуки не все. Хотя кто-то и попытался рвануться в сторону, было уже поздно…

Дверца распахнулась. Генерал вывалился в открывшийся проем. А вслед ему изнутри рванул взрыв.

Сначала сработала одна граната. Потом сразу несколько. Потом сдетонировали бензобак и канистры с бензином. Потом раздалось еще несколько взрывов…