Александр Александрович Тамоников - Зимняя война. Дороги чужого севера

окончания войны, которая, разумеется, завершится не в вашу пользу, будет производиться обмен пленными, и у вас есть все шансы вернуться к своим суомским елям и березам.

— Да, я понимаю… — кивнул пленник.

Лучи света продолжали рыскать по полю… и вдруг застыли, собрались в одной точке!

— Рассыпаться! — ахнул Мечников, откатываясь от пленника. — Данилов, Иванченко — теперь вы мамы нашему капитану! Рубеж сорок метров, вперед!

Они неслись, используя жалкие мгновения, пока финны не открыли огонь. «Ложись!» — прохрипел Никита, перекатываясь в подвернувшуюся воронку. Бойцов разбросало по узкому участку. Двое с пленником ушли вперед — и залегли где-то там, в тумане. Дальше ползком — благо ушли из-под носа противника, и тот утратил возможность расстрелять разведчиков в упор. Мечников лежал на дне неглубокой воронки, закрывая голову руками. Пулемет надрывался, захлебывался, трещали автоматы «Суоми», хлопали карабины. Во время паузы в стрельбе Никита выглянул из воронки. Трое уже выкатились в поле, ползли. Еще немного, и они окажутся в «слепой зоне» под перегибом склона. Зона небольшая, но есть возможность отдышаться перед очередным броском…

Вдруг в воздухе пронесся резкий свист, и Никита рухнул на дно воронки, зажал уши. Тут же слева ухнула мина. Еще один взрыв, теперь справа, третий — с безопасным недолетом. Заговорила минометная батарея в траншее за бетонным бункером. Но целей минометчики не видят, могут палить только наобум! Мины продолжали падать — с впечатляющим разбросом. Троица ползла — дистанция увеличилась до трехсот метров и продолжала расти. Посыпалась земля, и в воронку, утробно сопя, свалился Карабаш, встал на колени, стал стряхивать с головы землю. Каску он потерял, капюшон оторвался и болтался на трех нитках — видно, зацепился за колючую проволоку.

— Вы живы, товарищ старший лейтенант?

— А что, похож на мертвого? — вопросом на вопрос ответил Никита срывающимся голосом, от надрывного кашля перед глазами плясали круги.

И вдруг стало тихо. Только в окопах не смолкало карканье. Подались вверх почти одновременно — и ругнулись почти хором. С бруствера слетели фигуры в белых комбинезонах, побежали вниз. Их было шестеро или семеро. Нечеткие фигуры скользили во мраке, пропадали, снова появлялись.

— А давайте им всыплем, товарищ старший лейтенант? — простодушно предложил Карабаш. — Догнать нас решили, ага, щас! Они ведь не видят ни хрена, не знают, что мы в этой воронке…

— Ближе подпустим, Семен, — произнес командир, — бьем прицельно, а потом рвем, как зайцы, глядишь, и вывезет кривая…

Финны устремились в узкий проход между надолбами. Теперь они бежали кучкой, все ближе, ближе… Разведчики терпели до последнего, а потом поднялись и с ором, как оглашенные, стали поливать свинцом движущиеся точки. Трое мгновенно рухнули, как подкошенные. Четвертый с перепугу метнулся в сторону и, насадив голову на колючую проволоку, заорал от боли. Уцелевшие побежали обратно, посыпались, как горох, в воронку. И тут снова активизировалась минометная батарея. Мины падали с надрывным свистом, рвали колючую проволоку, крушили надолбы, сделанные из низкосортного бетона без жесткого армирования. Огонь велся хаотичный, с нулевой эффективностью. Разведчиков засыпало землей. В этот щемящий момент заговорила полевая артиллерия с советской стороны! Наконец-то проснулись! Дивизион дислоцировался вблизи опушки, бинокли и стереотрубы у артиллеристов имелись, и, кажется, они верно оценили ситуацию. Частично разнесло бруствер, похоронив пулеметный расчет, часть снарядов разорвалась на склоне рядом с оборонительной траншеей, а один, похоже, угодил в воронку, где засела финская солдатня…

Над вражескими позициями зависло облако дыма. Надолго ли? Никита закричал, выгоняя оглохшего Карабаша из воронки, и они побежали, выкладываясь полностью. За ними, подхватив финского капитана под мышки, бежали Данилов и Иванченко. Никита первым достиг опушки. Карабаш приотстал, он волок за ремень раскалившийся автомат, дышал, как загнанная лошадь.

— Поднажмите, товарищи, немного осталось… — шепотом попросил старший лейтенант.

Они ушли от прицельного огня, но и шальные пули — не подарок! Никита схватил за шиворот обессилевшего финского капитана, проорал в ухо что-то свирепое — матерное. Дальше бежали уже на последнем издыхании — по изрытой осколками земле, залитой кровью советских солдат, по ухабам --">