Коби Баялов - Кач искажённого мировоззрения

Пролог

Глава 1

– Интересно, сразу грохнут или позволят помучиться? – Я смотрел на фиолетовое мерцание арки, поглядывая на тени приближающихся врагов.

Я всегда был бойцом – так меня воспитал отец и другим я быть не мог. Даже когда мне пришлось уйти из клуба, не было так досадно. В те далёкие девятнадцать лет я был лучшим самбистом Сибири в своей весовой категории до 74 килограмм. Однако на чемпионатах России был один мелкий, чуть выше ста семидесяти, но крепкий татарчонок из Казани, который два года подряд пил мою кровь, выбивая меня в финале разных соревнований.

Но те юниорские соревнования я должен был выиграть, чтобы попасть на взрослый чемпионат, минуя региональный отбор. И я почти победил, если не считать дисквалификации. Поэма сражения близилась к идеальной развязке, когда я в болевой на локоть поймал этого юркого смуглолицего басурманина. Мне было плевать, что он долбит ладошкой по моей ноге, плевать, что судья уже несколько секунд тянет за плечо, пытаясь ослабить мою хватку. Вот он, долгожданный треск вражеских сухожилий, как подпись художника в нижнем углу картины, завершающий эпопею борьбы двух непримиримых соперников. Тогда я и вскочил, вздымая руки вверх, словно доставая седьмое небо, куда воспарила моя восторженная душа.

Но нет. Мне не дали насладиться плодами заслуженной победы, сначала влепив дисквалификацию, а потом и вовсе лишили возможности заниматься самбо – видите ли, я «нарушил спортивную этику» и «моё присутствие в клубе будет негативно сказываться на репутации клуба» – «минус два к морали» – как говорили мои друзья-заядлые геймеры свои непонятные для меня фразы, но их они почему-то веселили – я был далёк от их виртуальной жизни и очень часто слабо понимал их речь. Сначала было немного обидно, что никто даже не попытался понять мои чувства и эмоции, но, учитывая тот факт, что, несмотря на все свои успехи, я вовсе не собирался идти по пути спортивной карьеры, особо по этому поводу не переживал. Я был бойцом, а не гладиатором.

Закончив Высшее Военное Командное Училище, помыкался полтора года, натаскивая солдат на увеличение вероятности выжить в условиях ведения боевых действий, а после решил, что с меня хватит – никто не выживет в войне 21-го века, готовясь по методичкам 20-го. Деревянные солдаты Урфина Джюса выросли и стали генералами и маршалами, но они по-прежнему остались деревянными истуканами, ничего не желавшими менять в их епархии. Я учил солдат по новым методикам, разработанным моими коллегами соотечественниками и других стран, но штабных функционеров моя инициатива раздражала. Так и вышло, что военная карьера даже не успела начаться, но мне и этого хватило, чтобы благополучно перевестись в полицию… А сейчас за мной по пятам шли убийцы, нанятые тем самым бизнесменом, у которого мы с Карпом по приказу Широкова, нашего местного олигарха, отжимали здание на Красном проспекте.

Поймали мы его в загородном доме, где тот отдыхал со своей дочерью-подростком. Охранника-водителя он отпустил и теперь он был в нашем полном распоряжении без ненужных жертв, как и просил Широков, отправляя нас на задание, впрочем, он просил ещё и удерживаться от ненужного физического насилия по отношению к Никите Олеговичу. Понятно, что после того, как мы его привязали к стулу, а его дочь распяли на столе, привязав конечности к ножкам стола, у него не осталось выбора, как продать здание по назначенной Широковым цене, но как можно упустить такой сладкий момент, когда упругие ягодицы девочки-подростка лежат так удобно на столе и прям просят, чтобы на них оставили свой автограф. Нет-нет, я же не извращенец, как вы сразу подумали, хотя и привязал её голой к столу.

– Остановись, иначе пожалеешь! – Неистово рвал горло её отец.

– Если не сделаю, тоже пожалею. Но лучше жалеть о том, что сделал, чем мучить себя отказом от страстей. – Жаль он не видел моей лучезарной улыбки под маской.

– Не трогай мою дочь, я заплачу, сколько ты скажешь, я отдам все деньги, что у меня есть. Не надо, прошу. – Уже хрипел от бессилья несчастный отец.

– Вот видишь, ты только что, сам уверил меня в том, что деньги не имеют значения, когда на другой чаше весов несоизмеримо большая ценность. И вообще, за кого ты меня принимаешь?! Ты думаешь, меня прельстили прелести твоей доченьки, извини за тавтологию?! Но ты не бойся – совокупляться с ребёнком – это чересчур.

Впрочем, на --">