Илья Владимирович Рясной - Охота на уродов

этажерку. В тех же местах разжились стульями. Тюрьма стянул откуда-то лампу с оранжевым матерчатым абажуром. А Шварц – даром что на вид полный дурак, но ручки у него умелые – умудрился протянуть электричество. Его же руками был сколочен просторный стол. Стены обклеили фотографиями, преимущественно из "Плейбоя" и дешевых полупорнографических журналов. Так что подвал приобрел вполне жилой вид.

– Здорово, доходяга, – кивнул Тюрьма. К полудню в подвал уже подтянулась вся компания.

– Па-па, – колотил ладонью по колену в такт музыке Шварц – похожий на бычка, упитанный, с накачанными бицепсами и трицепсами и мощной шеей. Блаженно закатив глаза, он полулежал на диване, нацепив наушники плейера.

Тюрьма – высокий, нескладный, татуированный с ног до головы, с металлической фиксой и злыми маленькими глазками, высунув язык, дорисовывал непристойную картинку на листе бумаги. К рисованию у него были хотя и неразвитые, но зато ярко выраженные способности, поэтому картинка получалась убедительная. Кикимора – плотная, задастая, с уже оформившимися крупными не по годам грудями и шрамом через подбородок девчонка, зевала, устроившись на сваленных в углу кожаных матах, которые год назад в лунную ночь были вынесены из спортзала родной четвертой городской школы.

Все они с детства росли вместе, учились в одной школе. Это было крепко стянутое каким-то непонятным притяжением подвальное братство, сплоченное дихлофосом и клеем "Момент", мелкими кражами и грабежами, не слишком заботящееся о своем будущем и быстро забывающее прошлое.

– Улетный "герыч" вчера попробовал, – безрадостно похвастался Туман, присаживаясь на мат рядом с Кикиморой.

Та заинтересованно посмотрела на него.

– Раскумариться нечем, – вздохнул Туман. – Ничего не осталось?

– Черняшка у Шварца была, – сказал Тюрьма.

– Ему зачем?

Шварц – единственный в компании не кололся, не нюхал клей, все свободное время он качался. Две гири, которые увезли на тележке прошлой зимой с дачи какого-то москвича, – это Шварцева любимая игрушка. Туман их как-то попробовал оторвать от пола, у него что-то где-то хрустнуло, и теперь он к ним не подходил, стыдясь еще раз продемонстрировать свою физическую ущербность.

– Не знаю, – пожал плечами Тюрьма и вернулся к рисунку, начав тщательно вырисовывать самое интересное место у женщины, при это намеренно его гипертрофируя.

– Э, Шварц, – Туман встал и потряс за плечо приятеля. Тот снял наушники.

– Чего?

– Черняшка где?

– Нет.

– Куда дел?

– Натахе из тридцать пятого дома отдал.

– На хрен?

– Вот именно – на хрен. Она знаешь как языком работает.

– Я думал, ты кореш… А ты мою черняшку этой суке отдал.

– Это моя черняшка была… Я ее купил, – обиделся Шварц.

– Для Натахи?

– Для Натахи.

– Для суки черняшку купил, а другу – от винта? – Туман на самом деле обиделся, хотя, по логике, повода для это никакого не имел.

– Да ладно тебе, – Шварц пожал плечами и опять нацепил наушники.

– Сука! – Туман подпрыгнул и ударил ногой в стенку. Получилось неуклюже – каратист из него был аховый, по ноге пробежала боль. – Бабки есть у кого?

– Ха, – саркастически хмыкнул Тюрьма.

– Не жизнь ни хера! – заводился Туман. – У хачиков денег вагон. У дачников – вагон. А у нас – шиш да ни копья!

Разговор это был старый. И велся не первый год. Заканчивалось все примерно одинаково – компания шла шуршать по дачам или отправлялась в Москву, где можно рвануть сумку или снять куртку с какого-нибудь пацана. Красть Туман любил больше. За рывки его два раза били так, что при воспоминании об этом начинали ныть сломанные ребра. И страх этот въелся в печенки. Лучше всего воровать из дач – зимой, когда ты знаешь, что оставленный хозяевами до теплых времен дом еще несколько месяцев в твоем полном распоряжении. Тогда спокойно, как в магазине, выбираешь товар и знаешь, что платить не надо. Да еще можно приколоться – нагадить посреди комнаты или написать дерьмом на стене что-то веселое, типа "Братья ада".

– Тебе на дозу надо? – поинтересовался Тюрьма, не бросая своего занятия и работая ластиком.

– Ну… Вообще… А тебе чего, бабки не нужны?

– Ну ты скажешь. Как же не нужны. Нужны.

– Ну и где?

– Что где?

– Бабки где лежат?

Тюрьма задумался… В принципе, он часто задумывался над тем, где лежат бабки. К тому же хотелось не жалких копеек, а чего-то более существенного. Чтобы затовариться классно. И чтоб тачка. И чтоб.., вообще, как в рекламе…

– --">