Тим Уиллокс - Бунт в "Зеленой Речке"

влекла за собой вспышки такого дикого насилия, какого даже Хоббс не в силах был себе представить.

Вскоре после второй мировой войны к северу от Хьюстона открылось новое, отвечающее правилам гигиены исправительное заведение, и „Зеленую Речку“ законсервировали. Затем наступили шестидесятые годы, и резкий рост преступности, достижения в области кондиционирования воздуха и своеобразный взгляд Джона Кемпбелла Хоббса на вещи вернули старую тюрьму к жизни. Хоббс ощущал „Речку“ своим творением, превосходно отлаженным механизмом паноптикума на отшибе цивилизации, созданного с целью наказания и наставления на путь истинный отдельных оступившихся человеческих элементов общества. Вряд ли кто-либо сможет отрицать, что подобные намерения заслуживают чрезвычайного уважения. Но на протяжении последних двадцати лет Хоббс наблюдал, как инструмент его воли, поначалу медленно, а потом все быстрее и неотвратимее, превращается в грязный зверинец, искажая, подобно кривому зеркалу, его первоначальные замыслы. Кое-кто из коллег открыто насмехался над его выступлениями в Комитете по исправительным учреждениям, другие же втихомолку восхищались, но и первые, и вторые единодушно находили идеи Хоббса нереальными. Ну и ладно. Теперь настало время показать последствия их слепоты…

Хоббс поднялся на помост и встал перед микрофоном.

Рев труб и грохот барабанов внезапно стих.

В блоке никогда не бывало тихо. Никогда. Но сейчас, после оборванного марша, нескончаемые ряды забитых камер казались почти молчаливыми.

Хоббс глубоко вздохнул, выпятив грудь и расправив плечи. Охранники клином выстроились перед помостом. За ними громоздились крутые зарешеченные стены, придавленные гранитными блоками, поверх которых под неистовым солнцем выгибалась крыша из стекла и металла. Заключенные высыпали из камер и стояли, покуривая и почесывая интимные места, вдоль перил. Мало кто из них носил предписанные синие тюремные робы, не разукрасив их каким-нибудь неуставным дополнением. Многие были до пояса обнажены. Жалкие жесты неповиновения… Как бы там ни было, Хоббс сумел привлечь их внимание своим торжественно обставленным появлением, которое внесло разнообразие в их тоскливо-монотонное существование. Но теперь, когда начальник тюрьмы, широкий, словно скала, лысоватый, в черном костюме, с каменным лицом молча ждал, тишину начал прорывать нарастающий ропот. Поначалу просто нутряное и горловое ворчание, которое и речью-то нельзя было назвать — просто рык недовольства. Пятьсот человек будто слились воедино. Затем из бесформенного рокота выплеснулись отдельные выкрики. В горячем густом воздухе, тяжелом от запаха взмокших тел, казалось, будто слова летят в Хоббса, медленно кувыркаясь.

— Эй, начальничек! Я твою маму в задницу драл! — под дружный гогот раздался возглас с третьего яруса.

Хоббс неторопливо достал из кармана белый платок и, не говоря ни слова, промокнул лоб.

— Ага, и она мне говорила, что ты и сам не прочь ей так впердолить, да пиписка все никак не вырастет!

Опять ржание. Со второго яруса донесся вопль: „У начальника пиписка не выросла!“ Хоббс аккуратно сложил платок, позволяя шуму нарастать. Куда ни глянь — на всех ярусах ничего, кроме поднятых кулаков, перекошенных красных ртов, налитых кровью глаз и оскаленных желтых зубов. Дождавшись сплошного потока оскорблений, Хоббс наклонился к микрофону:

— Мне жаль вас всех.

Он говорил негромко, предоставив основную работу громкоговорителям. Шум немного поутих. Разъяренным заключенным все-таки было интересно, что скажет начальник. А тот сделал паузу и обвел взглядом все три яруса, лишь изредка задерживаясь на некоторых знакомых лицах. Затем, будто утвердившись в худших своих предположениях, Хоббс кивнул и продолжил:

— Вы хуже животных.

— Мать твою растак!

— Да! — Хоббс повернулся в сторону выкрика. — Запертые в свои клетки непонятно за что! Скорбные козлы отпущения в мире, понять который у вас не хватает умишка! — Хоббс почувствовал, что срывается на визг и умерил голос. — Вы, конечно, воображаете, что отбываете здесь наказание за вашу гнусную испорченность и склонность к насилию, за те кошмарные убийства и изнасилования, которыми вы гордитесь, сидя в своих смердячих норах. Но это не так. — Хоббс заговорил еще тише: — Совершенно не так.

Он хотел заставить заключенных слушать его, и это ему удалось.

--">