Александр Владимирович Мазин - Чёрный Стрелок

глядя на хозяина.

— Можно, — разрешил тот, и кобели бросились к Алексею. Ворон тут же взгромоздил лапы ему на плечи и обслюнявил всё лицо, более сдержанный Туркмен просто потёрся головой о бедро юноши. Они были давние друзья, со щенячьих времён, когда Лёшка, помогая Николаю, гонял их, полугодков, вбивая в их ещё бестолковые головы начальные команды.

— Хорош! — гаркнул Николай, и псы оставили Алёшку в покое.

Шелехов улыбнулся своему другу и наставнику. Конечно, от прежнего богатыря осталась только тень, худая и сгорбленная, на высушенном болью и болезнью лице зелёные глаза неукротимого бойца, но — тоже незнакомые, блестящие, с расширенными зрачками…

Если бы Алексея попросили назвать своих лучших друзей, он назвал бы не своих одноклассников из привилегированного интерната и не нынешних сокурсников из Англии, и даже не корешей из хакерской тусовки, а дядю Колю Яблоко и дядю Веню Застенова. И ещё, пожалуй, Ефима Аслановича Юматова.

Алексею, в девять лет потерявшему в одночасье отца и мать, эти трое заменили родителей. Именно они, а не преподаватели в интернате и в колледже, научили Шелехова тому, каким должен быть мужчина. Юматов — думать, Застенов с Яблоком — драться, стрелять, водить машину и вообще всё, что можно водить, включая самолёт. Они научили его терпеть боль и выслеживать зверя. И валить его с одного выстрела. Но убивать людей они его не учили, хотя Яблоко и говорил ему не раз, что человека выследить и убить даже проще, чем медведя-подранка. Только вот медведи, которых рисковый Яблоко убивал голым железом, а не пулей, обошлись ему в пару-тройку шрамов, а люди достали охотника по-настоящему.

— Может, в дом пригласишь? — спросил Застенов.

Он видел, что стоять Николаю трудно.

— Лучше на речку, — сказал хозяин. — Лёшка, дай я на тебя обопрусь! Поглядим, крепкий ли ты, или только с виду?

Яблоко стеснялся своей слабости.

На пляже за домом, под навесом-зонтом прямо на песке стояли кресла. Одно, удобное, — для хозяина, остальные — попроще. Зелёная разлившаяся в ширину Юрь текла почти у ног, гладкая, ровная, искрящаяся на солнце. С противоположной стороны берег был выше, уступчатее. Над обрывом зеленел лес.

— Как Англия? — спросил Яблоко. — Нравится?

Алексей пожал плечами:

— Нормально, дядя Коля. Жить можно.

— Собираешься там остаться?

— Да нет, — парень смутился. — Это я так.

— А ты подумай, — произнёс Яблоко. — Скоро тебе восемнадцать стукнет, пора выбор делать.

Тут Яблоко поймал предостерегающий взгляд Застенова и осёкся.

— Вы ко мне как, в гости или по делу? — спросил он, чтобы сменить тему.

— И то, и то, — ответил Стена. — Тебя хозяин зовёт.

— А в чём дело?

— Понятия не имею, Коля. Хочешь — позвони, — он достал телефон.

— Успеется. Лёшка, глянь на тот берег. Что видишь?

— Птицы беспокоятся, — тут же ответил юноша. — Может, зверь их спугнул.

— Или человек, — уточнил Яблоко.

Веня Застенов цепким взглядом прошёлся по противоположному берегу.

— Надо бы там людей поставить, — сказал он. — Хата твоя простреливается оттуда, как в тире.

— Да, — согласился Николай. — Хороший стрелок достанет. Только кому я, Веня, нужен, калека недобитый?

— Ну не скажи, — Застенов покачал головой. — Вспомни, сколько за тобой…

— Проехали, — перебил Яблоко, покосился на Алексея. Тот сделал вид, что ничего не слышал. Конечно, он догадывался о многом, но предпочитал не замечать. Да, его друзья работают на Хлебалова, а Хлебалов правит Никитском строго и жёстко. Зато и порядка в городе больше, чем, скажем, в областном центре. Но ведь дядя Коля не только Никитском, но и имуществом самого Алексея тоже управляет. По завещанию Шелехова-старшего. И, говорят, неплохо управляет. Правда, скоро Алексею стукнет восемнадцать и он должен будет сам вступить в права. Но, скорее всего, управлять по-прежнему будет Хлебалов. Он же сам говорил, что Алексею надо доучиться. Значит, не откажется поопекать шелеховские заводы ещё несколько лет.

Признаться честно, Алексей вступать в права не рвался. Если бы у него не было денег, другое дело, но Хлебалов ещё три года назад сообщил, что Шелехову-младшему открыт личный счёт и сумма на нём была раз в десять больше, чем потребности юноши, который мотом не был, азартными играми не увлекался. А самой дорогой его тратой была покупка скаковой лошади. Но и лошадь была, скорее, потребностью престижа (при колледже были --">