Андрей Воронин - Число власти

боли в разом ослепших глазах — его нокталопия, как и любая медаль, имела свою обратную сторону, он не выносил слишком яркого света.

— Оба-на, — раздался наверху полный веселого удивления голос. — Вот вы где, голубки! Который тут математик?

— Он, — совершенно неожиданно для Глеба сказал Мансуров и для убедительности ткнул в Слепого пальцем.

Позже Глеб не раз думал, что дело, наверное, решили очки. Впопыхах бандит мог не разглядеть синяков на лице Мансурова, он мог вообще не придать им значения, поскольку синяки — дело житейское. Ему было велено искать очкарика, и он его нашел: Сиверов, как всегда, был в очках со слегка затемненными стеклами. По поводу свидетелей у него, очевидно, тоже был приказ, вполне четкий и исключавший двойное истолкование: свидетелей мочить без разговоров.

— Спасибо, братан, — сказал бандит и навскидку, почти не целясь, выстрелил в Мансурова из пистолета.

Глеб все еще почти ничего не видел, кроме слепящего, расплывчатого светового пятна, и выстрелил наугад, целясь в это пятно, — целясь не глазами, временно ослепшими, а всем своим существом, как и полагается профессиональному стрелку.

Коротко звякнуло стекло, раздался возглас удивления и боли, и фонарь погас. Сиверов выстрелил еще раз, ориентируясь по голосу, и не промахнулся: бандит тяжело скатился в яму, выронив по дороге пистолет и разбитый пулей фонарь.

Глаза понемногу начали отходить. Наверху опять трещали сучьями, мелькали лучи фонарей и звучали возбужденные голоса — всем было интересно, кто стрелял. Несколько раз крепко зажмурившись, чтобы привести зрение в окончательный порядок, Глеб подполз к Мансурову.

Математик был жив, но о том, чтобы вытащить его отсюда, не могло быть и речи — он ни за что не выдержал бы дороги.

— Давно... решил, — признался он, криво улыбаясь Глебу окровавленным ртом. — Только самому... страшно. И нечем. Все время руки... связаны. Число... сказать? Хочешь?

— Не хочу, — сказал Глеб, проверяя обойму в пистолете убитого бандита. В обойме оставалось всего два патрона.

— Ну и... правильно, — вместе с пузырями кровавой пены выдохнул Мансуров. — Почти четыре строчки... знаков. Черта с два запомнишь, а потом будешь... всю жизнь мучиться. Такое знал... и забыл!

Он вдруг рассмеялся и закашлялся, хрипя и брызгаясь кровью. Глеб молча ждал продолжения, краем глаза следя за склоном.

— Добей, — попросил Мансуров.

Сиверов молча покачал головой, а потом, спохватившись, сказал:

— Не могу. Да и не хочу, наверное.

— Патрона... жалко?

— Не в этом дело, — тихо сказал Слепой, задумчиво играя пистолетом. — Ты слышал что-нибудь о карме? Говорят, если убить человека, то его карма переходит к тебе. Я ее столько набрал, этой кармы! Только твоей и не хватало. И вообще...

— Моя проблема? — догадался Мансуров.

— Да, — медленно сказал Слепой. — Звучит, наверное, жестоко...

— Нормально звучит, — грубым, почти нечеловеческим голосом оборвал его Мансуров. — К черту... нюансы. Да здравствует логика. Пистолет... дай.

Слепой передернул затвор бандитского “Макарова” и рукояткой вперед протянул Мансурову. Окровавленная ладонь сомкнулась на рубчатой пластмассовой рукоятке с выбитой посередине звездочкой. Глеб немного помедлил, а потом разжал руку и выпустил ствол.

— В рот надежнее, — сказал он. — В мягкое нёбо... Иначе рискуешь очнуться в больнице — слепым, глухим, парализованным, но в здравом уме и твердой памяти.

— Правда? — нашел в себе силы удивиться Мансуров. — Тоже мне... оружие. Ты давай... уходи. Не надо смотреть. Не волнуйся, я все сделаю... В рот, да?

Сиверов скрипнул зубами и молча полез наверх по крутому песчаному откосу, усыпанному колючей хвоей, мелкими сучками и растопыренными прошлогодними шишками. Добравшись до края ямы, он припал к земле, огляделся и тенью скользнул за ближайшее дерево.

Позади него, в яме, приглушенно треснул выстрел — Мансуров, как и обещал, точно выполнил оставленную Глебом инструкцию. Он был математиком и всегда старался действовать рационально, двигаться по прямой и рассуждать логично. Но Глебу Сиверову почему-то казалось, что перед тем, как спустить курок, Мансуров видел перед собой не столбцы цифр и не кривые синусоид. Пожалуй, в этот момент он позабыл даже об открытом им Числе Власти. Слепой был почти уверен, что в последнюю минуту Алексея Мансурова перед его внутренним взором стоял залитый солнцем сад, приземистый бревенчатый дом с чисто вымытыми --">