Адам Гидвиц - Рассказ инквизитора, или Трое удивительных детей и их святая собака

проделанную в крытой соломой крыше. Взглядом она провожала звезды, скользящие по предутреннему небу. Она перебирала в уме дневные заботы – сначала собрать яйца из-под кур, потом пойти на простор, в холодные поля, чтобы очистить землю от камней перед тем, как ее отец начнет вспашку. Она гадала…

– Эй, подожди, – обрывает ее Мари. – Откуда ты знаешь, что она думала да гадала… Ты все это выдумала!

Но монахиня отвечает:

– Может, выдумала. А может, у меня есть свои способы.

И она улыбается мне, и от этой улыбки у меня на затылке волосы встают дыбом.

– Так я продолжу?

Я не говорю ни слова. Кажется, я ее боюсь.

Жанна гадает, чье поле ей предстоит очищать от камней – отцово или господское, – и тут она застывает, ее руки и ноги начинают дергаться, зубы скрежещут, а глаза видят то, что скрыто завесой земной жизни. Она увидела…

Священную поляну, где похоронили Гвенфорт.

Увидела людей с топорами и факелами, пришедших, чтобы перерыть ее.

И белую борзую, стоящую на могиле Гвенфорт.

Припадок прошел. Жанна лежала в темноте, тяжело дыша.

Ее припадки всегда пугали ее. Но этот напугал сильнее прочих.

Так она лежала, ожидая, когда к ней вернутся силы. Наконец, когда она почувствовала, что может двигаться, она отбросила на пол грубое шерстяное одеяло, выбралась из своей соломенной постели, на цыпочках пересекла темную комнату, где спала она, ее родители и корова, и выскользнула за дверь.

– Вы спите в одной комнате с коровами? – говорю я Мари.

– Только зимой, – отвечает она.

– О, – говорю я, – разумеется.

Жанна вышла наружу, под звездное небо, пошла по дороге через всю деревню, а потом за ее пределы в лес. Она легко нашла тропинку к Священной поляне, потому что взошла луна и тропинка засветилась призрачным белым сиянием.

Она поспешила через лес по тропе. Ветки царапали ей лицо. Она добралась до ручья и перемахнула его одним прыжком. И вот наконец она выбралась на поляну. Сквозь ветки лился лунный свет.

И посреди поляны кто-то стоял, белый и светящийся, точно призрак.

Но это был не призрак.

Это была собака.

Белая борзая с медным пятнышком на лбу.

У Жанны перехватило дыхание.

Она шагнула на поляну.

Она прошептала:

– Гвенфорт?

Собака подошла ближе.

– Святая Гвенфорт?

Собака села перед ней. Жанна провела рукой по ее белоснежной шерсти.

Она не помнила белую борзую, которую убили ее родители. Но слышала множество рассказов о ней. Они всей семьей часто приходили сюда, чтобы вознести благодарность святой борзой за то, что та спасла Жанне жизнь.

Могла это быть Гвенфорт?

Большие темные глаза собаки внимательно смотрели на Жанну, словно в ожидании ее решения.

И тут вдали послышался хруст веток и голоса. Жанна вгляделась во тьму.

Люди.

С факелами.

И с топорами.

Топочущие по лесу, точно наступающее войско.

Первым Жанна увидела худого мужчину с длинными грязными желтыми волосами и острой желтой бородкой, лицо у него было как мордочка хорька. За ним топал еще один, пониже и лысый. Остальных было не видно из-за деревьев.

Первый выбрался на поляну.

– Ладно, вы, трусливые белошвейки! Зажигайте немедля…

Он замер. Он заметил Жанну и Гвенфорт, присевших друг напротив друга на самой середине поляны.

Остальные осторожно выглянули из-за зарослей. Это были рыцари. Теперь Жанна их ясно различала. На перевязях висели мечи в ножнах. Куртки были из кожи. Но все это истрепалось и покрылось пылью. К тому же они пришли пешком. Быть может, они где-то оставили своих лошадей? Жанна, по крайней мере, на это надеялась. Потому что рыцарь без лошади – жалкое зрелище. А рыцарь, который жалок, – опасный рыцарь.

Тот второй, лысый, продирался сквозь заросли куманики.

– Сир Фабиан, вы хотите…

– Заткнись! Эти твои свинячьи глазки тебе на что?

Лысый оставил куманику в покое.

– Башмаки Иисуса… – выругался он.

Высокий рыцарь воскликнул:

– Э, да тут собака!

– Я думал, собака вроде как померла, – сказал лысый рыцарь.

– Да, именно так мне и сказали, – ответил сир Фабиан.

– Тогда что она здесь делает, и притом живая?

Худая рука сира Фабиана потянулась к рукоятке меча.

– Не знаю, – сказал Фабиан, – но мы можем сделать ее мертвой.

Он шагнул к Жанне и вытащил меч из кожаных ножен. Длинное лезвие вырезало в воздухе полукруг.

– Добрая собачка, – сказал он, – добрая крестьянка.

Это было сказано одним и тем же тоном.

Он сделал еще шаг.

– Стой, собачка… Стой, --">