Анатолий Васильевич Ляпидевский - Челюскинцы

Её назвали Карина, потому что она родилась, когда пароход шёл Карским морем. Другую звали Аллочка.

Кариночка была ещё совсем маленькая — шести месяцев. Аллочка была постарше — полтора года. Мамы всё катали их по палубе в колясочках, будто на бульваре.

Теперь, когда пароход стал тонуть, мамы схватили Аллу и Кариночку, закутали в одеяла и меха и прыгнули на лёд.

За ними прыгнули остальные восемь женщин.

За ними стали прыгать мужчины.

И вот сто два челюскинца на льду, а трое ещё на пароходе — начальник Шмидт, капитан Воронин и заведующий всем хозяйством «Челюскина» Борис Могилевич.

Воронин закричал:

— Отто Юльевич! Могилевич! Прыгайте! За вами тогда и я!

Потому что капитан всегда последним сходит с погибающего судна.

Отто Юльевич прыгнул, и Воронин тоже, а Могилевич задержался. Ему хотелось побольше вещей снять с парохода, чтобы челюскинцам на льду ни в чём нехватки не было.

Ему все кричат:

— Скорей! Прыгай!

Он занёс ногу для прыжка. Вдруг покатились большие бочки с бензином. Одна из них сшибла Могилевича. Он упал.

Челюскинцы хотели было броситься к нему на помощь, как вдруг весь огромный пароход сразу затонул. А вместе с ним утонул и храбрый полярник Могилевич…

А там, где только что возвышался уютный, привычный дом челюскинцев — пароход, — теперь осталась тёмная полоса воды. По ней плавали грязные льдины, брёвна, ящики, бочки — и больше ничего…

ПЕРВАЯ РАДИОГРАММА

И вот на льду, далеко-далеко от земли, далеко-далеко от жилья, очутилось сто четыре человека. Дует холодный северный ветер. Кругом непроходимая ледяная пустыня…

Начальник взял список и стал делать перекличку:

— Капитан Воронин?

— Здесь!

— Радист Кренкель?

— Здесь!

— Фотограф Новицкий?

— Здесь!

— Радист Иванов?

— Здесь!

— Лётчик Бабушкин?

— Тут!

— Художник Решетников?

— Я!

— Учёный Ширшов?

— Тут!

— Алла Буйко?

— Она здесь, — отозвался отец Аллочки.

— Карина Васильева?

Мама Кариночки ответила за неё:

— Здесь она, со мной!

Всех назвал начальник, все были на месте. Только когда начальник вызвал: «Завхоз Могилевич?» — стало тихо. Никто не отозвался.

Задумались челюскинцы, опустили головы. Жалко им погибшего товарища.

О себе они не очень беспокоились. Они знали, что их спасут, на льду не оставят.

Начальник сказал:

— Товарищи полярники, поставим палатки, подберём всё, что осталось после нашего «Челюскина». Будем жить на льду до тех пор, пока не придёт помощь.

Первую ночь все спали прямо на льду, в спальных мешках — кукулях. А с утра сразу закипела работа.

Одни стали разбивать палатки. Другие вытаскивали из воды брёвна, бочки, ящики — всё, что всплывало после «Челюскина».

Аллочку с Кариночкой поместили в самую тёплую палатку.

А радист Эрнст Кренкель стал налаживать радио. Товарищи ему помогали.

Руки у всех коченели, лицо обжигало морозом, но они всё работали и работали. С большим трудом установили на льду антенну. Её свалило ветром, но радисты её снова поставили.

Потом Кренкель забрался в палатку, согнулся в три погибели, надел наушники и стал вызывать берег.

Сначала радио работало плохо. Берег не отвечал. Долго Кренкель бился, много часов. Но вот он наконец закричал:

— Товарищ Шмидт, товарищ Шмидт, радио работает!

--">