Сергей Тимофеевич Григорьев - Красный бакен

сшивкой, погон. Это несколько успокоило ошеломлённого Максима: что-то подобное он видел на помещичьей молотилке в степи.

«Машина!» — подумал он.

У машины возился, что-то подтягивая большим ключом, тщедушный бритый человек. Хотя он стоял согнувшись, но Максим сразу понял, что человек этот высокого роста — остро согнутые в коленках ноги и длинные руки.

«Он вроде паука», — подумал мальчик.

Леонтий прокричал над ухом рабочего:

— Товарищ Алексей, я тебе нового маслёнщика привёл!

Алексей поднял голову, взглянул мельком на Максима и опять стал что-то подвёртывать и постукивать у машины… Потом он поднялся, тонкий и худой, недружелюбно оглядел мальчика и спросил Леонтия:

— Где это ты нашёл такую рвань?

— На берегу.

— А что скажет товарищ командир?

— Что скажет? Нам без маслёнщика бежать^[1] никак нельзя.

— Смотри сам, как знаешь.

Леонтий, склонясь к мальчику, сквозь рёв огня закричал ему:

— Айда учиться!

Он подвёл его в угол, где около железных кадок с крышками и кранами на большом противне, вроде тех, на каких пекут пироги, стояли железные чайники, банки и кувшины с длинными носами. Противень был залит тёмным маслом.

— Вот это мазут, — говорил Леонтий, перекрывая шум, — это олеонафт, а это ойльдаг, — указывал он на разные посудины.

Потом он подвёл мальчика к сияющей стальными и медными скалками и скрепами машине и стал объяснять, как открывать, отвёртывая или откидывая крышки, маслёнки и куда какое наливать смазочное масло.

У мальчика кружилась голова от шума, от натужного желания понять и не проронить непонятные названия и слова. От жары и волнения Максим обливался горячим потом, сердце стучало, грудь тяжко вздымалась, вдыхая густой и липкий, пахучий воздух машинного трюма. И вместе с тем Максим чувствовал, что привычный за последние недели утренний озноб отступает, сжимается, прячется где-то внутри, словно испуганный огнём, рёвом топок и жарким дыханием нефтяных остатков…

Леонтий, которого Алексей назвал несколько раз «товарищ механик», исчез (кто-то его позвал наверх из люка). Рядом с Максимом ползает, цепляясь пауком, Алексей и учит его лазить по штангам и по мостам, заливать по горло нефтью маслёнки, накладывать в медные банки густое, ласковое на ощупь серое смазочное масло и ввёртывать эти банки дном вверх в отверстия над валами.

Максим вздрогнул от громкого удара колокола. И Алексей встрепенулся и кинулся к двум белым, похожим на часы кругам с чёрными надписями. Снова ударил колокол, и стрелка на кругу дрогнула и остановилась на слове «Готово».

Алексей дважды со звоном повернул рукоять у круга, стрелка пробежала кругом и, дрогнув, остановилась снова на слове «Готово».

Алексей стал у большого блестящего колеса и смотрел на круг. Стрелка с колокольным звоном прыгнула на слова «Вперёд тихий».

Алексей пронзительно свистнул и кивнул Максиму. Тот испуганно прижался к стене трюма и увидел, что Алексей ответил, прозвонив: «Вперёд тихий».

Алексей повернул большое колесо, и скалки, валы и рычаги машины шевельнулись и пришли, качаясь и кружась, в мерное, тихое движение. Прозвонило: «Стоп».

Алексей ответил тем же словом. Потом на кругу стрелки указали сначала «Назад», а потом «Вперёд до полного», и, по мере того как Алексей вращал колесо, машина, трепеща и играя отблесками, ускоряла ход. Рёв топок усилился, и, повернув туда глаза, Максим увидел, что огонь горит уже в двух топках и туда, склоняясь к маленьким оконцам, заглядывает кто-то чёрный, корявый, похожий на головню от елового пня, в рваной, в лоскутьях рубахе; из-под неё смотрит коричневая от масла грудь; у человека трубка в зубах, он подкручивает какие-то вертушки, и всё грознее ревёт и выпыхивает, будто стараясь вырваться на свободу, бурное пламя. Алексей вытер руки комком пакли, кинул комок Максиму. Мальчик тоже вытер залитые маслом руки. Алексей улыбнулся ему недоброй улыбкой и спросил:

— Что? Сон видишь? Оглушило?

Мальчик и точно думал: во сне или наяву с ним творится? Ноги его подгибались. Алексей подвёл его к связкам пакли, кинутым в угол трюма, и толкнул. Мальчик упал на мягкую постель навзничь, вытянулся и пусто смотрел вверх: кружится вал; мерно качаясь, посвистывая, выныривают скалки; щёлкает ремень; гудят топки; от железной стенки трюма веет прохладой; слышно чёткое шлёпанье, словно сотня баб колотит на мостках бельё вальками.

«Это колесо», — подумал сквозь --">