Грейс Лин - Когда море стало серебряным

– Стену такой длины не построишь! Это невозможно! – сказал Ишань. Его красная шапка вспыхивала в отсветах огня, будто охваченная пламенем.

Мужчина пожал плечами:

– Этот император наделал уже много чего невозможного.

– Но даже если стену достроят, это будет слабая защита, – заметила Ама. – Как её охранять? Где взять столько солдат, чтобы расставить их вдоль всей стены? Чего же он всё-таки хочет, этот император Тигр?

– Он хочет добыть Светоносный Камень, – сказал третий гость, прежде сидевший молча. – Когда кто-нибудь – жена, или ребёнок, или мать – умоляет отпустить мужа, отца или сына домой, солдаты всегда отвечают одно и то же: «Принесёшь императору Светоносный Камень, Озаряющий Ночь, – и получишь то, о чём просишь».

– Светоносный Камень, Озаряющий Ночь… – медленно повторила Ама и задумалась. Пиньмэй показалось, что в бабушкиных глазах мелькнула догадка. Однако Ама покачала головой: – Никогда о таком не слыхала…

На лицах жителей деревни отразилось разочарование. Первый гость взял у Амы из рук законченную работу – покрывало, расшитое тёмно-синим шёлком, как погребальный наряд.

– И никто не слыхал, – сказал он. – Зато теперь все мы только о нём и думаем.

Гости покидали хижину молча, но слова их эхом звучали в ушах Пиньмэй: Светоносный Камень, Великая Стена, император Тигр… В открытую дверь ворвался порыв колючего ветра. Вздрогнув, Пиньмэй вжалась поглубже в тень, надеясь стать ещё незаметнее.

Глава 2

Она выдернула руку, словно ужаленная. Как быстро кончился рис! Она должна была ощутить эту гладкую поверхность только тогда, когда на деревьях набухнут зелёные почки, когда проснутся и запоют ласточки. Но сейчас голые ветки всё ещё вздрагивают от дыхания Чёрной Черепахи Зимы, а ласточки, наверное, спят так же крепко, как мидии на дне моря…

– Пиньмэй! – окликнула её Ама. – Что ты там делаешь? Где рис?

Пиньмэй схватила миску, наполнила рисом и понесла Аме. Но бабушка покачала головой.

– Нельзя брать эту миску, Пиньмэй, – сказала она.

Только тут Пиньмэй заметила, что держит в руках голубую миску, на которой нарисован белый кролик.

– Прости! – сказала она.

– Ты ведь знаешь, что эта миска только для особых случаев, – продолжала Ама. – Мой дедушка…

– …получил её от князя Города Яркого Лунного Света, – насмешливо подхватила Пиньмэй. – Но только он ещё не был князем, когда дарил твоему дедушке эту миску, так что это не считается.

– Ты дразнишь свою старенькую бабушку, только когда мы с тобой вдвоём, – Ама притворно вздохнула. – Никто мне не верит, когда я рассказываю, как ты глумишься над бедной старушкой. «Малышка Пиньмэй?! – изумляются люди. – Вот эта пугливая мышка? Да быть того не может!»

Ама ухмыльнулась, а Пиньмэй скорчила рожицу. Ама была права: когда они оставались наедине, слова уже не застревали у Пиньмэй в горле. Девочка и сама не знала, почему в присутствии любого незнакомца она чувствовала себя точно рыбка, которая вмёрзла в лёд и даже вздохнуть не может.

– Ребёнку нужна компания, одной старой бабушки маловато, – сказала Ама, посерьёзнев. – Я держу тебя тут, на горе, чтобы уберечь от опасности, но хорошо ли это с моей стороны?

– Ишань живёт ещё выше, – сказала Пиньмэй. – Из его дома даже море видно. А ещё выше, на самой вершине, живёт Дух Горы. Но его мы ни разу не встречали. – Пиньмэй посмотрела на бабушку. – А почему мы никогда его не видим? Ведь мы живём с ним на одной горе!

– Мы его видим, – возразила Ама. – Ты же знаешь, Духа Горы ещё называют Лунным Старцем. Так что ты видишь его всякий раз, когда смотришь на луну.

– Я не об этом, – сказала Пиньмэй. – Я бы хотела увидеть его так, как его видят императоры, когда приносят дань горé. Они ведь видят старика, который с ними разговаривает.

– И что ты ему скажешь? – улыбнулась Ама. – Что ты скажешь ему, моя робкая мышка, которая, чуть что, с писком бросается в норку?