Андрей Драченин - Сказ о Люте, Красе и Змее

— Нет, — коротко ответила старушка. Лют на расспросах настаивать не стал, но ответ такой неприветливый малость задел. Ковырнул душу.

— За чай спасибо, — сказала немного погодя старушка, зорко глянув, добавила, будто с наставлением, — Горяч, ох горяч!

— Дак подуй, мать, или давай в холодок на землю поставлю, поостынет, — безуспешно попробовал сдержать усилившееся раздражение Лют.

— Я т подую. На тебя кто подует иль в холодок поставит, как до дела дойдет? Э-х, башка седая, а туда же — па-а-дуй! — проворчала старушка.

Люта как водичкой охолонуло. Смыло злую накипь в душе.

“И впрямь, че эт я? Взъелся на старинушку…” — подумал, вслух же сказал, — Не серчай, мать. Беда у меня. Царь-Змей жену схитил. Сердце не на месте. Вот и…

— Ниче, я не злобливая. На кось, шапку тебе. Должна пойти. Лишнее в душу не пустит. Как в ярость бросит, одень. Размысли — как, что. Прежде чем в глотку бросаться. Царь-Змей, эт тебе не царь Афон — на хромой козе не подъедешь, — протянула старушка Люту обычную на вид войлочную шапку. — Да на волчью башку не пяль, ему без надобности, он пустых обид не знает.

Принял Лют подарок. В руках вертел, рассматривал, озадаченный, голос старушки слушая. Все-то прознала про него, ветхая. Ай не проста, бабушка.

— И девицу в светлу горницу вести надо. На свет, стало быть, выйдет. А свет тот, милок, найти придётся, но это сам.

Поняв, что уже некоторое время тишину ночную только потрескивание костра тревожит, поднял глаза Лют — нет старушки. Вместе с коробом. Лишь кружка, ополовиненная, на земле и шапка в руках. Не показалось. Пожал плечами, сунул шапку в котомку…

Сейчас и потянулась рука за шапкой этой. Не мыслью, привычкой наития слушаться. Вынула из мешка да на голову нахлобучила. Как тишина на душу свалилась. Да, говорил там что-то этот щекастый. Слова неприятные, если внутрь взять, на себя примерить. Ну дак что, нечисть всякая в руки тряпье рваное да смердящее пихать будет, сразу на себя натягивать? Дрянной человечишка, пусть болтает до поры, тешит себя придуманным возвышением. Да и слепо на стену бросаться не след. Кто знает, сколько там народу с железом острым, все ли такие заевшиеся? Опять же сполох пойдет. Что там Змею в голову взбредет? Схватит любушку да махнет в далекие дали на крыльях своих. Или еще что пакостное сотворит, пока Лют со стражей возиться будет, ярость свою, слепящую, радуя не ко времени.

Снова поднял Лют голову к зубцам стеновым, уже без пелены злости на сытое лицо стража посмотрел. Изучая его внимательно взглядом из тишины, что душу охватила, смотрящим. Поубавилось глумливости у того в глазах, озадаченность настороженная вперед вышла.

— А не потрудишься ли ты, доблестный страж, меня на верх стены доставить и к хозяину своему сопроводить? Не смотря на свои сомнения в значимости для него такого гостя, как я. А то я ведь уйду, а весть-то до хозяина твоего дойдет, что приходил я. Как бы не ошибиться тебе в своих суждениях, доблестный страж, — размеренно сказал Лют и, видя, что не до конца слова его броню самоуверенности щекастого проняли, добавил, — Ты ж не один на стене? Кто ни будь, да шепнет словечко. У людей завсегда счеты имеются…

Судя по тому, как невольно стрельнули глаза стражника куда-то влево да назад, попал Лют. Не подавая виду о догадке своей, развернулся он и неспешно двинулся по дороге обратно. Не прошел и десяти шагов, как оклик настиг.

— Ты это! Стой давай, вертай взад! В корзину лезь, — крикнул толстый стражник, стараясь держать начальственный тон, но явно досадуя, что дело так обернулось.

Залез Лют в корзину. Поползла та вверх под натужный скрип лебедки. С верхом стены поравнялась как раз у широкого просвета меж зубцами. Откинулась стенка корзинки — встречают, с толстым во главе. Дюжины полторы. Оружие под рукой. У пары даже стрела на тетиву брошена. Смотрят с интересом — что это за человек такой, с виду простой, а хозяину важный? Один толстый губами желчно жует. Ага, одет получше и булава начальника караула за поясом. Понятно, есть чем рисковать. Не доволен, что лицо потерял, на попятные пошел. А как не пойти? Теплое местечко, сытное. И чего сам первый сунулся, за зубцы глянуть? Видать не терпелось чего ценно в дани принесенной увидеть.

— Здравия вам, люди добрые, — поприветствовал обвешанных боевым железом меченных шрамами и меньше всего похожих на добрых людей стражников. — Ну как, проводит кто меня или самому дорогу искать?

— Ага, --">